Авалон рассмеялась: Хорхе так живо и тепло делился своими знаниями и историями, что она просто не могла сдержаться. Их взгляды встретились, и она вдруг подумала, что никогда не обращала внимания, какое у него приятное, открытое лицо. Густая борода делала его суровым, но только тогда, когда он превращался в воина. Сейчас, сидя в песке с забавно оттопыренной ногой, он казался ей старшим братом, которого у нее никогда не было.
— Хочешь кофе?
Авалон не ожидала такого вопроса и удивленно уставилась на Хорхе.
— Эм… — она хотела отказаться, но поняла, что ей некуда сейчас пойти в ночи, чтобы отвлечься от гнусных мыслей и опасений, что Филиппе навестит ее в опочивальне, поэтому лишь кивнула.
Хорхе забрал у нее кинжал и повесил оружие на стойку, после чего скрылся в казарме.
Авалон не знала, есть ли у них там очаг, и ждала чашку с холодной, противной жижей, которая стала популярна при дворе несколько сезонов назад. Тем больше было ее изумление, когда Хорхе вернулся с двумя деревянными кружками, источавшими пар. Воздух стал пряным от запаха кофе, гвоздики и мускатного ореха.
— Моя мама так делала, — пояснил Хорхе на неозвученный вопрос.
— Ты из Элбана?
Хорхе отхлебнул напитка и посмотрел в пространство перед собой.
— Да. Правда, я не помню своей родины. Мы с матерью долгие годы прожили в рабстве во Власе. Она хорошо готовила, и мы мытарствами оказались в доме вельможи, который славился балами. Пока хозяева и гости развлекались, поедая ее прекрасные блюда, она прятала зерна кофе и пряности в передник. Почти под утро, когда еще все слуги спали, она будила меня. Мы спускались на кухню, где она готовила такой кофе. Этот запах для меня отдает домом и спокойствием.
Хорхе шумно, с явным наслаждением вдохнул пар и вновь посмотрел на Авалон. Многозначительно, как ей показалось, будто вопрошая о ее прошлом. Чтобы потянуть время, она отпила кофе, удивившись приятному сочетанию напитка и пряностей. Посмотрела на небо. Созвездия и полная луна были для нее старыми друзьями, скрашивавшими ей не одну одинокую ночь, но сегодня они оставались безмолвными и холодными. Ее руки согревала лишь деревянная кружка и теплый взгляд Хорхе.
— Бабушка поила меня дубовым напитком, который очень похож на кофе, — наконец проронила она, но внезапно осеклась, ощутив, как перехватывает горло от подступающих к глазам слез. Она утопила свое горе в новом глотке и незаметно утерла правый глаз — на ресницах застыла слеза.
— Кто ее убил? — голос Хорхе был таким спокойным, что Авалон невольно взглянула на него.
— Инирцы.
Он кивнул, словно подтверждая собственную догадку.
— И теперь тебе предстоит возлечь с Хромым Горлойсом и прирезать его в ночи, — Хорхе криво ухмыльнулся.
Пальцы Авалон судорожно сжали кружку.
— Откуда ты знаешь? Только мадам Монтре, Дубовый Король, Бас и Каталина…
— Брось, Авалон, думаешь, до капитана дворцовой стражи не дойдут слухи?
— Вряд ли. Это секретная информация, и никто не стал бы просто так ею разбра… Бас, — она разочарованно вздохнула. — Он язык за зубами вообще держать не умеет?
Хорхе рассмеялся — низким, грудным смехом, от звучания которого Авалон хотелось улыбнуться. Она бросила взгляд на его губы, белые зубы, и смутилась, когда мысли предложили ей видения этих губ, касающихся ее шеи.
Буквально в следующую секунду ее будто обдало ледяной водой, когда она поняла, о чем только что подумала. Она поспешно перехватила взгляд Хорхе, чтобы увидеть, понял ли он, что она сейчас представляла? Низ живота стянуло.
— Не переживай, Авалон. Бас рассказал мне по приказу Каталины. Мы вдвоем будем сопровождать тебя в Инир.
Она безнадежно покачала головой:
— В Инире нас убьют.
— Еще чего, — фыркнул Хорхе. — Мы же не планируем доезжать до Инира. Ты убьешь Горлойса в палатке в срединных землях, да и дело с концом.
Авалон задумалась, цедя кофе. Каталина заботилась о ней и была хорошей подругой, какой только может быть королева, но Авалон не могла отделаться от воспоминаний о произошедшем в ее спальне.
Авалон едва не выплюнула кофе, который только что отпила.
Ей стало противно. Королева Трастамары на коленях перед этим существом с болтающейся миногой между ног.
Она унижалась, лишь бы только зачать дочь, хотя Аурела сказала, что это невозможно. Потеряв ребенка от черной скверны, королева больше не сможет зачать. Видимо, ни мадам Монтре, ни Каталина, ни Филиппе не верили врачу. Авалон не могла винить их в попытках, — на кону стояло само существование королевского рода Трастамары — но с Дубовым Королем?