Охнув от боли, Дамиан преклонил колени и закрыл храмовнику глаза. Затем выдернул из его уха санграл, забрал ножны с кинжалом и красный плащ с эмблемой дракона.
Ножны повязал на пояс вместе с мечом, а в рот вылил половину святой воды.
Пришедшая боль была в сто крат сильнее той, что он испытывал до этого. Даже сломанное ребро казалось теперь простым зудом. У Дамиана на губах запузырилась кровавая пена, как у бесноватого. Накатила дикая слабость, в висках стучали колокола, глаза резало, и он понял, что ослеп. Голова кружилась, желудок желал исторгнуть то скудное содержимое, что в него попало утром. Однако постепенно зрение вернулось и боль обрела собственный пульсирующий ритм, стала вторым, рваным сердцебиением.
Дамиан выпрямился.
Раскаленный сплав его ярости и ненависти остыл до состояний холодной стальной решимости.
Он ступил на след.
Дамиан, хромая, пробирался сквозь сугробы. Снег больше не шел, но крепнущий ветер с почти волчьим воем взметал его, жаля глаза. Черные ели и голые деревья, напоминающие колья, обступали его со всех сторон и щерились ледяными зубами. Дамиан видел, как ноги загребают порошу. Раньше сапоги его были черными, но налипший снег превратил их в белые «медвежьи лапы» — обувь, ставшую модной при дворе герцога Глостдешира. Снежная корка облекла заодно икры, превратившись в зимние поножи.
Когда ветер на мгновения утихал, обострившийся нюх Дамиана различал в насыщенном хвоей воздухе и другие запахи: мокрых звериных шкур, почти неразличимый за вонью дыма, крови и пепла; колкие, бодрящие нотки елейных иголок; аромат сырой земли и гниющей под снегом листвы и мочу диких зверьков.
Дамиан чувствовал неуверенную походку петлявшей Каталины — он сам проваливался там же, где она оступалась. Здесь и там в сугробах виднелись вмятины — в спешке она падала не один раз. Однако она уставала. Ощущение онемевших мышц, прокатывавшееся от ступней до бедер, дали Дамиану подсказку, что ей недолго осталось. Каталина наверняка уже остановилась, растеряв силы и пытаясь прийти в себя. А ему оставалось всего ничего, чтобы настигнуть ее и заставить ответить за резню.
Ветер рассвирепел, колебля его новый овчинный тяжелый плащ.
Темнота, заполнявшая прогалины между деревьями, внезапно расступилась и вывела Дамиана на серую поляну, продуваемую со всех сторон. Повсюду из снега торчали, точно ряды надгробий, пни мертвых деревьев.
А в другом конце поляны он увидел Каталину, отступающую к обрыву от монстра. Снег вокруг них сделался розовым — оба были ранены. Тварь подволакивала переднюю лапу, куда попала стрела, и старалась на нее не наступать. Левый рукав платья Каталины был разодран, кровь сочилась из плеча, будто расплавленная медь. Правой вёльва судорожно сжимала кинжал с инирскими узорами на стали.
Дамиан замер, не без удовольствия наблюдая за выражением безысходности на лице Каталины. Она не особо умело размахивала кинжалом, одновременно продолжая пятиться к краю наста. Зверь метался из стороны в сторону, резко выпрыгивал вперед, пытаясь укусить ее, но каждый раз отскакивал, получая острием по носу. Монстр скулил, рычал, захлебывался потусторонним визгом, но не отступал. Ослабевшая Каталина с оружием ничего не могла противопоставить чудовищу, даже сильно раненному.
Дамиан собирался со стороны наблюдать либо за тем, как монстр ее задерет, либо за тем, как Каталина свалится с обрыва. Однако ожиданиям его не суждено было сбыться: вышедшая из-за облаков полная серебряная луна осветила поляну, и Дамиан заметил торчащие из пасти четки. Круглые переливающие бусины из лунного камня напоминали ягоды омелы. Именно благодаря этому сходству Дамиан и потратил на них несколько своих жалований, чтобы сделать подарок своему наставнику в последний канун Возрожденства.
Перед глазами появились темные пятна, Дамиан пошатнулся. Легкие его сжались, горло сдавило, и он ощутил глухой удар сердца, все поменявший.
Сжав до боли рукоять меча, Дамиан рванул вперед.
Чудовище услышало приближение и, позабыв о Каталине, кинулось на него. Дамиан увернулся от острых когтей и рухнул на землю. Рот набился снегом. Он выплюнул его, ощущая, как потрескались губы. Но жар, приливший к лицу и рукам, не дал ему замерзнуть.
Выставив меч перед собой и готовясь идти в лобовую атаку, Дамиан сосредоточил слух на том, что происходит позади него. Он никогда и ни за что не стал бы поворачиваться к королеве вёльв спиной в обычной ситуации, но готовящийся к нападению монстр слегка менял привычки. Каталина же не двигалась и не предпринимала попыток напасть со спины.
Алые огни, нацеленные на инквизитора, бросились вперед.