Гранат и Омела (СИ)

Авалон охватил ужас. В то же мгновение, как увидела Горлойса в этой странной позе, она поняла, что увидела то, чего не должна была. Таинство княжеанской исповеди. Ее отцу однажды довелось побывать на празднике в Инире, и он рассказывал, что инирцы обязаны каждый последний день месяца приходить к храмовнику и исповедаться в грехах. И не имело значения, здоров ли человек, занят ли, может ли ходить. Только смерть освобождала от таинства. Впрочем, отец говорил, что в исключительных случаях допустимо временно исповедаться символу Князя, что сверкал на шпилях, изображался на витражах храмов — ватра игнис. Зажиточные инирцы могли себе позволить четки с символом Князя, выполненного из огненного серебра. Авалон нисколько не удивило то, что король Инира владел такими.

— Князь мира сего, Утешитель беспокойных и терзаемых душ, Король истины и чистоты, существующий как вверху, так и внизу, благословляющий благих и праведных, Палач неверующих и несущих скверну, прими мою молитву и очисти раба твоего от всякого сомнения и всякой порчи. Спаси, Блаженный, бессмертную душу мою и будь милостив к кающемуся грешнику, что пред тобой пал ниц.

Горлойс склонился, едва сумев подавить гримасу боли, и четырежды поцеловал ватру игнис на четках.

— Сыну огня, Отцу праведности, Королю истины и Князю мира сего моя боль и мои страдания, — Горлойс бережно положил четки перед собой и, сложив руки в молитвенном жесте, глубоко поклонился, коснувшись символа лбом.

Затем, кривясь, Горлойс потянулся к очагу — Авалон практически перестала дышать, испугавшись, что он засунет пальцы в огонь, — и взял что-то с углей. Маленький язычок пламени лизнул его ладонь, но Горлойс как будто даже не обратил на это внимания. И только когда он приблизил к себе то, что поднял, Авалон наконец увидела, что это нагретый гвоздь. Она даже не успела сообразить, зачем он Горлойсу, когда король Инира стремительным жестом завел руку назад и глубоко поцарапал себе спину. На бледной коже раскрылся алый длинный след. Потекла кровь.

Авалон нервно сглотнула, боясь пошевелиться. Она нутром чуяла: если Горлойс застигнет ее за подсматриванием таинства, он убьет ее, не раздумывая и не гнушаясь нарушить их кровавую сделку. Лихорадочно пытаясь понять, как отступить без единого звука, Авалон ощутила сухость во рту. Горло першило, и ей казалось, что она вот-вот закашляет.

На спине Горлойса тем временем уже кровили три длинные раны. Он шумно дышал, и в этом дыхании слышался тихое нечеловеческое рычание. Грудь его бурно вздымалась, он закинул голову назад, изо всех сил жмурясь. Его лицо превратилось в железную маску, холодную и безжизненную. Ни один полуобнаженный человек не мог выглядеть так угрожающе, как он в те мгновения таинства. Пот скатывался по его вискам, шее и напряженным, сильным рукам. Прорезая гвоздем четвертую рану, Горлойс хрипло выдохнул и облизал пересохшие губы. Буквально на секунду, но выражение его лица изменилось, и доспехи благочестивого поклонения спали, обнажив низменное удовольствие, порочность и уязвимость человека, что был внутри. Авалон во все глаза таращилась на него, и ее бросило в жар от стыда.

Она не заметила, как Горлойс отбросил гвоздь, и очнулась только тогда, когда с его губ слетел стон облегчения. Этот звук рокотом отозвался в ее костях. Горлойс же прошептал себе под нос нечто неразборчивое, попытался выпрямиться, но только поморщился. Потом, нащупав позади себя кресло, тяжело опустился в него и откинулся на спинку. Зачесав потные волосы назад, Горлойс, все так же часто дыша, лениво приоткрыл глаза. Однако тут же прищурился — рассветный луч попал ему на лицо. Под бахромой черных ресниц его глаза напоминали кристаллизованный темный мед: в глубине карих радужек плескались искры золота, охры и янтаря.

Горло вновь заскребло, и Авалон в ужасе отступила за перегородку. Сердце ее, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Паника сжимала внутренности и шептала на ухо, что он сейчас ее поймает, и ей конец. У нее вспотели ладони, ноги дрожали от страха. Стараясь не шуметь, она в ужасе метнулась обратно к лестнице, желая только одного: забраться обратно на чердак и выхватить нож из-под шкур. Однако она совершенно забыла о подлой ступеньке и всем весом наступила на нее. Раздавшийся скрип оглушил Авалон. Она обмерла. Холод прокатился по всему телу и вызвал мурашки.

Она не двигалась, пережидая и надеясь, что Горлойс не слышал скрипа. Прошла, похоже, вечность, и она смогла наконец перевести дыхание. Даже сердце немного успокоилось.

Спасена.

— Доброе утро.

Сердце обрушилось вниз.

Нет.

Он молчал, а она не спешила поворачиваться. Однако секунды истекали, и Авалон решила, что не может больше стоять к нему спиной. Она должна была посмотреть в глаза своему убийце.

Она нехотя развернулась.

Горлойс стоял у лестницы, прислонившись плечом к стене. По небрежно накинутой рубахе она поняла, что оделся он впопыхах.

— О, ты уже проснулся, — имитируя безразличие, выдавила она и медленно спустилась вниз.