— Это был обмен любезностями, — возразил я. — В отличие от тебя, я считаю важным при любых обстоятельствах проявлять учтивость, хотя бы до определенной степени.
— Если ты думаешь, что оскорблять свою возлюбленную, обмениваясь любезностями с бывшей, — значит проявлять учтивость, то тебе, Илья, еще многому предстоит научиться.
На мосту Бергами Санта-Кроче нас остановили двое пожилых китайцев — супружеская пара — и вежливо попросили сфотографировать их на фотоаппарат. Я не смог себя заставить. Клио метнула в меня неодобрительный взгляд и исполнила просьбу. Они выглядели счастливыми, эти пожилые китайцы в Венеции.
— Она даже сделала тебе комплимент, — напомнил я.
Не стоило этого говорить. Теперь Клио рассердилась по-настоящему.
— И ты еще ее защищаешь? Что я, по-твоему, пытаюсь тебе растолковать? Ты меня задел, оскорбил и унизил. И теперь надеешься спасти свою шкуру, как ни в чем не бывало вступаясь за свою бывшую? Честное слово, иногда я не понимаю, чем ты меня заслужил. Благодаря твоей учтивой бывшей любовнице наши отношения претерпевают самый серьезный кризис со времени их начала, и еще неизвестно, переживут ли его, а все, что ты можешь придумать, чтобы их спасти, — это напирать на то, какой твоя бывшая прекрасный человек и как она ничего плохого не имела в виду. Возможно, литературные критики у тебя на родине и держат тебя за интеллектуала, но это лишь заставляет меня всерьез усомниться в интеллекте самих критиков. Мамма миа!
Тем временем мы дошли до кампо деи Фрари, и я заметил, что какой-то турист — да провалиться мне на этом месте! — снимает нас на камеру мобильного. Причем даже не издалека, а нагло маяча прямо у нас под носом. Видно, решил, что стал свидетелем великолепной, экзотической, типично итальянской сцены: красивая, хорошо одетая итальянка, страстно жестикулируя, во весь голос осыпает упреками хорошо одетого, похожего на итальянца господина, который не знает, куда деваться от ее нападок. А она еще и воскликнула «Мамма миа!», что только придало видео аутентичного шарма, которого не купишь ни за какие деньги. Здесь, в Венеции, мы как в зверинце, посетители которого без всякого зазрения совести пялятся на местных жителей и снимают на фото- и видеокамеры их удивительные повадки. Клио тоже заметила туриста — его было невозможно не заметить, — но не позволила ему прервать свою тираду. Напротив, объектив камеры, похоже, вдохновил ее на новый виток оскорблений.
— Неужели ты думаешь, что я жду не дождусь комплимента от подобной особы? Как восприняла бы Артемида хвалу из уст телицы? А? Скажи-ка! Ты же у нас античник! Должен бы разбираться в подобных вещах, будь ты чуть внимательнее на лекциях. И в чем, собственно, заключался этот комплимент? Освежи-ка мне память — честно говоря, я подавила это воспоминание. Если не ошибаюсь, эта похвала, свидетельствующая, по твоему скромному мнению, о высоком классе ее авторши, заключалась в том, что твой вкус стал более утонченным. Да меня сейчас вывернет! Госпожа соблаговолила предположить, что, выбрав меня, ты проявил более утонченный вкус, чем если бы остановился на надувной кукле, вульгарной хабалке, деревенщине! Как ей вообще в голову пришло нас сравнивать — это каким чудовищным самомнением нужно обладать?! Поставить меня в один ряд с третьесортной порноактрисой в платье в цветочек — это тяжкое оскорбление. А ты еще давай петь дифирамбы ее обходительности! Это ж надо! Если бы я была тебе хоть немного дорога, ты прямо на месте выбил бы ей зубы. Что в очередной раз доказывает, как сильно я ошибалась, полагая, что хоть что-то для тебя значу. Наивно с моей стороны. Приношу свои искренние извинения.
Если поначалу я обрадовался, что она наконец прервала свое молчание, то теперь отчаянно искал возможность вставить хоть слово. Но шансов у меня не было. Ее несло.