Гранд-отель «Европа»

Но ты не умеешь справляться с разочарованием и чувством вины. Эти чувства преобразуются у тебя в злость. Ты злишься на себя за то, что не можешь поступить так, как хочешь, но переносишь раздражение на меня, поскольку полагаешь, будто это я создал ситуацию, из-за которой ты на себя злишься. Механизмы самозащиты заставляют тебя искать внешнюю причину твоего разочарования и чувства вины. Не хочу лишать тебя данной панацеи, если только ты осознаешь принцип ее действия. К вышесказанному спешу добавить, что у тебя нет ни малейших оснований чувствовать себя виноватой. Я прекрасно поеду в Скопье один. Тебе также незачем извиняться за свой взрыв гнева. Достаточно сменить тему разговора, как ты делаешь всегда, когда видишь, что вот-вот придется признать свою неправоту и неразумность.

— Я хочу попросить у тебя прощения, — сказала Клио, — за то, что я такая предсказуемая. Мне бы очень хотелось казаться тебе более таинственной.

— Над этим можно поработать, — ответил я. — Для начала ты могла бы меня огорошить вот чем: хоть раз в жизни не разозлиться на меня, когда происходит что-то, что тебе не по душе.

— Ты слишком многого хочешь.

— Знаю.

— Я тебя люблю, — изрекла Клио.

— За что?

— Понятия не имею. Это таинственно, скажи?

— В Скопье я буду по тебе скучать.

— Думаешь, от меня еще будет прок? — улыбнулась она.

— Нет.

— Но ты же мне поможешь?

— В чем?

— Стать лучшей версией самой себя.

— Лучшей версии, чем ты сейчас, даже выдумать невозможно, — ответил я.

— Это гнусная, бесстыдная ложь, Илья. Если бы ты решил сделать меня героиней какого-нибудь твоего романа, ты бы наверняка все во мне изменил.

— Нет, абсолютно нет, самое большее — я бы тебя иначе одел.

— А что не так в том, как я одета?

— То, что ты одета.

Она засмеялась.

— Ну и? Что бы ты потом сделал с раздетой героиней своего романа?

— Я написал бы жаркую, страстную эротическую сцену.

— Расскажи.

— Протагонист ни разу не прикоснется к непристойно голой героине. Сначала будет только есть ее глазами. Потом подойдет ближе и как бы обведет руками ее контуры, не прикасаясь к коже. Жадные большие ладони будут скользить в нескольких невыносимых миллиметрах от ее бедер, спины, лопаток…

— А когда он нечаянно заденет ее, она затрепещет от наслаждения.

— Не тут-то было. Нет, руками он до нее так и не дотронется. А когда она будет выгибаться, чтобы его пальцы коснулись ее кожи, он будет всякий раз безошибочно отодвигать руку. А потом приблизит губы почти к самой ее груди.

— Чтобы укусить за сосок.

— Нет, он высунет кончик языка, и между языком и ее твердыми-претвердыми сосками останется лишь несколько издевательских нанометров.

— А соски будут твердые, как апельсиновые косточки.

— Как раскаленные гвоздики.

— Да-да.

— Соскам прямо-таки больно. Так они затвердели. Пока наш коварный протагонист возбуждающе не прикасается губами к ее горящим соскам, его рука якобы бесхитростно опускается вниз и демонстративно останавливается у самой киски…

— А киску сводит судорогой, она сжимается и разжимается, как маленькая медузка.

— Как ротик у младенца.

— Тут я не выдерживаю и как бешеная начинаю тебя раздевать.

— Протагонист не позволяет ей это сделать, встает, смотрит ей в глаза взглядом волка и одним движением расстегивает молнию у себя на брюках.

— Какой он у тебя твердый.

— Член у него точно штык. Глазами протагонист приказывает ей расставить ноги.

— Вот так?

— Еще шире. Он хочет, чтобы она расставила ноги шире, чем это возможно. Затем приближается, и первое прикосновение, которое ощущает главная героиня в этой сцене, — то, как твердый, словно железо, член интрадиегетического рассказчика медленно, но с неуклонной беспощадностью проникает в ее тело.

— Да-да, поимей меня!

— В течение нескольких секунд протагонист остается неподвижен, войдя в героиню на максимальную глубину. Он хочет, чтобы она почувствовала, как он наполняет ее всю.

— Да, я это чувствую.

— А потом начинает трахать ее медленными, долгими, уверенными движениями. Руки держит за спиной. Смотрит на ее непристойно голое тело и трахает, не прикасаясь ничем другим, кроме своей все более и более мощной эрекции.

— Я сейчас кончу, Илья.

— И потом они оба кончают одновременно.

Я упал на диван рядом с ней, и она обхватила меня всей своей хрупкой наготой, подобно тому как обезьянка цепляется за ствол дерева. Прижалась бедром к моему мокрому члену, до сих пор еще твердому.

— Хорошая эротическая сцена, это точно, — сказала она.

— Ты так считаешь? Мне кажется, мы с тобой должны над ней еще поработать.

— С радостью!

2

Мой отель был новым шестиэтажным зданием, построенным без малейших бюджетных излишеств на конопатой улице, проложенной через пустырь близ кольцевой дороги. Из номера открывался вид на колонны и купола в стиле барокко по ту сторону кольцевой дороги, в центре города. Уже смеркалось. Монументальные памятники зодчества были выразительно подсвечены разноцветными огоньками. Открыв двери моего французского балкона, я услышал классическую музыку, долетавшую из центра через кольцевую дорогу. Машин почти не было.