За спиной у Филиппа начинаются Балканы. Сморщенные старцы в одеяниях цвета ослиного кала ковыляли из ниоткуда в никуда. На немощеных улицах скрипели тачки. Медник с покрытым копотью лицом сидел на корточках перед шатким столиком, уставленным щербатыми кастрюлями, и курил сигарету. Женщины с закрытыми лицами глазели на витрины, где красовались свадебные платья неоновых цветов. Цыгане попрошайничали жалобными голосами, и за пыльными окнами лавок золотых дел мастеров блестело поддельное сусальное золото. Отовсюду доносился запах кебаба. Фотогеничный беззубый старик в красной феске на всклокоченной седой шевелюре пытался продавать такие же фески несуществующим туристам. Сердитая девочка с черными как смоль волосами и такими же черными босыми ногами подавала чай в стеклянных армудах на медном подносе группе мужчин, споривших в тени от инжира. Пижоны на мопедах прогоняли с улиц тишину и скуку. В деревянных домишках среди домашней птицы стояли в ожидании своего часа заряженные ружья. На террасах кофеен сердитые усы насмехались над современностью. А потом послышался азан — призыв к молитве.
Я сознательно рисую стереотипную картину мусульманского района и не фокусирую внимание на тех крутых стартапах, которые вопреки ожиданию попадались мне здесь и там во дворах заброшенных караван-сараев; я не описываю новый, с иголочки асфальт, уложенный на главной дороге: все это нарочитые попытки отвлечь меня от бурлящего прошлого, создать для будущих туристов успокоительную видимость нормальности.
Чем дальше я отходил от реки и от фиктивного наследия Александра Македонского, тем глубже окунался в Балканы. В какой-то момент я вышел к рынку, на самом севере этого района. «Рынок» — слишком короткое и конкретное слово для этого, по сути, постоянного города в городе, сооруженного из старых досок, полиэтилена и гофры, где в лабиринте бедности торгуют отчаянием. Я не стану описывать разложенные перед покупателями дешевые фрукты, чистящие средства, батарейки, детали для тракторов, поношенную одежду советского времени, старые аккумуляторы, рыбу, строительный мусор, коробки, нитки и пуговицы, потому что это было бы чересчур. То, что я увидел, было чересчур. Моему взору предстало вспоротое брюхо страны, из которого вываливались ее потроха, пораженные смертельным недугом.
И когда я, возвращаясь в гостиницу, снова шел через уже знакомый мне националистический Диснейленд, город тысячи статуй показался мне еще более нереальным, чем до того. В какой-то момент я даже подумал, что смог бы тут жить.
— «Скопье — 2014», — сказала Елена.
Так звали девушку, которой устроители фестиваля поручили меня сопровождать. У нее и вправду были светлые волосы и вообще все атрибуты, соответствующие ее мифологическому имени.
— Государственный архитектурный проект. В 2010 году тогдашнее правонационалистическое правительство запустило его с целью за четыре года провести в центре Скопье мощный фейслифтинг. На самом деле идея принадлежала лично премьер-министру Николе Груевскому. Он ею чрезвычайно гордился, что и подчеркивал на всевозможных торжественных мероприятиях. Отправная точка плана была сама по себе не такой уж смехотворной. Дело в том, что 26 июля 1963 года здесь произошло землетрясение, разрушившее старый город и унесшее жизни нескольких тысяч жителей. Город восстановили в унылом коммунистическом стиле, а возвышенный идеал равенства облекли в форму единообразного уродства. Так что Скопье очень даже стоило немножко подкрасить, скажем так.
Груевский ухватился за это обстоятельство, чтобы осуществить замысел куда более крупномасштабный, чем необходимая реконструкция, замысел, граничащий с манией величия. «Скопье — 2014» предусматривал строительство десятков абсолютно новых общественных зданий в историческом стиле, установку сорока огромных памятников и нескольких сотен статуй, изображающих героев отечества. Груевский хотел не только украсить город, но и дать ему прошлое с целью сделать более привлекательным для туристов. Экономика Македонии — дело безнадежное, а туризм представлялся ему, как и во всем мире, волшебной палочкой, которая обеспечит стране, ничего не производящей, некий национальный продукт. Вторая и, пожалуй, еще более важная цель состояла в том, чтобы сформировать у подданных некое националистическое самосознание, одурманить их пропагандой идеологии правящей партии.
Различие между «Скопье — 2014» и другими проектами, порожденными манией величия, заключается в том, что этот проект был доведен до конца. Невероятно, но факт.
В 2014 году, как и планировалась, строительство было в основном завершено. Результат вы видели своими глазами. Так что скажите, мистер Пфейффер, как вам это понравилось?
— Я восхищен, это великолепно.
— Вы шутите?