Грани

– Я сижу под деревом. Смотрю на зелёное поле, за полем замок, выложенный красно-белым камнем, с башнями. Ветер качает траву, словно волнуется море.

– Кто вы женщина или мужчина? Вы живёте в замке? В каком вы времени, веке?

– Мужчина. Мне лет девятнадцать. Да, замок – мой дом, фамильное поместье. Похожие замки в наши дни сохранились в долине Луары. Франция, наверно, век восемнадцатый. Точно не знаю. Знаю, что во внутреннем дворике замка круглой формы фонтан со статуями, и около него сейчас остановилась карета. Гости съезжаются на званый ужин. Я не хочу туда возвращаться, мне скучно с ними. На стенах в зале вместо картин висят зеркала в увесистых позолоченных рамах. Неужели им нравится повсюду видеть свои отражения? Людей и так много в замке, к чему создавать двойников? Мне же нравится ветер, что ласкает траву. Ветру не нужен дом. Я подражаю ему, лаская лошадь: грива шёлком течёт и вьётся сквозь пальцы. Я люблю лошадей.

– Чем вы занимаетесь в этой жизни? О чем думаете?

– Не знаю. Кажется, ничем и ни о чём. Всё, что мне нужно, это поле и лошади.

– Хотите увидеть её итог?

– Да.

– Представьте, что умираете.

Пауза. Салфетки? Нет, не понадобятся. 

– Я в том же замке. В комнате темно. Я – седой старик, лежу на широкой кровати, две свечи горят в изголовье.

– Что вы чувствуете?

– Ничего. Ни боли, ни страха. Жду, когда всё закончится. Ждать надоело.

– Есть мысли о том, какой была эта жизнь?

– Бесполезной. Я ничего не делал и не сделал. Только смотрел, как ветер волнует траву. Но это было красиво. И мне казалось, что я один мог это видеть. Больше никто.

– Жизнь-созерцание. Теперь попробуем перейти к действию. Вы летите назад, дальше и дальше. В другую жизнь. Кем вы себя видите?

– Темнокожим. Южные острова. Нас четверо, мы тащим к воде пирогу. Ночью она перевернётся, мы все утонем.

– А сейчас день?

– Да, мы выходим в море рыбачить. Но я знаю, что к ночи начнётся шторм, и мы не успеем вернуться.

– Вы помните свой последний день?

– Нет. Я уже вижу ночь. Мы – в воде, над нами купол лодки, наполненный воздухом. Самодельный фонарь – огонёк, закрытый с четырёх сторон пластинками из дерева от ветра, – плавает на поверхности воды и не гаснет. Мы уходим под воду, в темноту. Странно, мы – рыбаки, почему же никто из нас не умеет плавать? Свет все дальше, вода разрывает лёгкие изнутри. Всплываю наверх, словно по воздуху. Поднимаюсь над водой, подсвеченный огоньком горб пироги ещё качается на волнах. Лечу выше, к звёздам, извиваясь в полёте, как дракон или воздушный змей. Мне легко.

– Белый свет впереди видите?

– Да.

– Попробуйте попасть в воронку белого света. Вы там одна?

– Да, я внутри.

– Как ваше имя?

– Клео. Но никто не зовёт меня по имени. Меня не ждут здесь. Мне будто уже всё объяснили, а я, как ребёнок, не верю и продолжаю спрашивать почему-почему-почему. И, находясь внутри света, ищу доказательства его существования. Как в моём повторяющемся сне, где смотрю на море, на солнечные блики, пляшущие на поверхности воды. Знаю, что вода прохладная, хочется освежиться, войти в неё и поплыть, но почему-то всегда остаюсь на берегу. Не решаюсь.

– Море – это жизнь. Где ты в нём, таков ты и в жизни: на берегу, вплавь, на корабле или под водой.

– Почему я не могу войти в воду? Почему рыбаки не умели плавать?

– Спросите себя. Задайте вопрос в пустоту белого света.

– Семь цветов мира или радуга вместе сливаются в белый. Вот почему так больно глазам. Моменты времени, в которые стучится вечность. Необъяснимые приступы счастья от её созерцания. Дар видетьбелый свет. Не знать, но чувствовать, что он есть. Француз ничего после себя не оставил, но видел поле так, как его видит ветер. Рыбак знал, что утонет, но без страха вышел в море, а на последнем вздохе запомнил мерцающий огонёк над водой. Они оба видели что-то над миром. Я это вижу. Но никогда не смогу выразить, передать кому-то ещё. Будь я художником, пришлось бы выставлять на суд зрителей белые пустые полотна. И каждый смотрящий испытывал бы свою встречу с вечностью. Или не видел бы ничего.

Салфетки кончились. Слезы на белой коже казались каплями молока.

август 2010

СКВОЗЬ АСФАЛЬТ

The drama is inside us, it is us

(«Liberame».AlexMajoli)