Выступивший вслед Ленин
резонно заметил, что «революционная демократия», о которой так пространно говорил Церетели, это не более чем проект буржуазного парламентаризма. Но уже само существование Советов противоречит тому, чем является демократия в Европе – такого института нет нигде. Советы не могут существовать рядом с буржуазным правительством. Ленин предлагает иное правление – до того неведомое, что может существовать без полиции и постоянной армии. И это (власть Советов без буржуазного правительства) будет означать победу и над помещиками, и над империализмом. Каким же образом, Ленин не сообщает. Потому что не знает. Ему важно напомнить, что большевики были против какой-либо поддержки прежнему составу Временного правительства, которое теперь и все остальные признали плохим. А теперь большевики говорят о том, что и коалиционное правительство плохо. И взамен ему большевики готовы взять на себя всю власть. Потому что «ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту она готова взять власть целиком». Подобная смелость – это смелость авантюриста, не имеющего представления о том, как управлять страной и её хозяйством. Что и показали ближайшие годы.Всё, что может предложить Ленин – это контроль над военными поставками, где он предполагает фантастическую наживу капиталистов в 500–800 %. Чтобы вскрыть всё это, нужно просто арестовать 50–100 «крупнейших миллионеров», подержать их несколько недель в заключении и таким образом выведать у них все скрытые механизмы их обогащения. Потом Ленин расширяет свою претензию: «мы всех капиталистов считаем разбойниками». Потому что этот класс «наживает сотни миллиардов на банковских и финансовых операциях». И поэтому ему выгодна война и тайные договоры. Видимо, арестов будет достаточно, чтобы война была остановлена.
Но это ещё не концепция государственности – арест капиталистов (имеется в виду весь класс, который большевики считали «капиталистами»). Ленин излагает концепцию тотальной федерализации: «русская республика ни одного народа ни по новому, ни по старому угнетать не хочет», а потому готова предоставить самоопределение и Финляндии, и Украине, и всем, кто этого захочет. Потому что «твердая власть дается добровольным согласием народов». А любое принуждение к государственному единству – это просто внутренняя аннексия.
Керенский
в противовес Ленину предлагает концепцию Советы+демократия и напоминает вождю большевиков, что без демократии он вынужден был бы сидеть в Швейцарии. Без демократии революция заканчивается диктатурой – как было во Франции в 1792‐м и в России в 1905‐м. Также Керенский напоминает, что марксизм – это учение о «железном» экономическом законе, который не могут преодолеть никакие аресты и убийства. А использование таких инструментов – это азиатский деспотизм и методы держиморд. Расправа над капиталистами, как утверждает Керенский, не имеет ничего общего с социализмом. Очень скоро большевики докажут, что расправа над целыми сословиями и истребление миллионов людей как раз и есть настоящий, исторически наиболее масштабно проявивший себя социализм.
Карикатура на Керенского
Слабость Керенского в том, что он начинает оправдываться перед Лениным, который легко меняет свои позиции, и всегда готов к претензиям. Керенский говорит: мы всегда были за Федерацию, мы всегда горячо поддерживали автономию Финляндии и Украины, но вопрос о независимости будем решать на Учредительном Собрании. В этом вопросе Керенский мало чем отличается от большевиков. Он предлагает то же самое, но мягкими методами. Он всё ещё надеется, что у народа есть какое-то особое право на решение вопроса о будущем государства, какое-то рассудочное суждение, которое должно быть выяснено: «Кто может, пока ещё не высказалась решительная воля русского народа, заниматься декретированием и перекройкой карты русского государства?»