Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Мартов – противник создания коалиционного правительства, хотя и признает, что «вся власть в стране может быть сконцентрирована в руках революционного правительства». Но если уж коалиционное правительство образовалось, то надо ясно выразить требования Съезда – во всех вопросах. К этому и сводится государственная система по Мартову: нужно держать над головой правительства молот революционной демократии в виде органа такой демократии. «Молот» обнаружился позднее, расплющив серией бестрепетных ударов и Временное правительство, и всех «левых» демократов. «Молот», как выяснилось, – это не какой-то орган, а целая система мер диктатуры.

В ответ Мартову Церетели (99) выставил упрек: одно дело правительственные решения, другое – газетные публикации, которыми воспользовался оратор. Газетные слухи, конечно, должны опровергаться. Но почему же не опровергаются слухи о стремлении некоторых партий и политиков об их стремлении к сепаратному миру? Что касается правительства, то оно пока не может создать учреждение, которое будет опровергать ежедневно возникающие слухи. Почему же? Следует предположить, что Церетели среди незыблемых политических догматов числил беспредельную свободу слова, в которой даже призывы к свержению революционного правительства не могли преследоваться. Хотя он знал, что Французская революция за это расстреливала. Это Церетели считал ошибкой и не собирался перенимать. Что означало, конечно же, зыбкость позиции Временного правительства – оно было открыто для ударов клеветников, которых читающая публика с удовольствием слушала.

Брамсон (90) от трудовиков впервые задается вопросом о том, зачем министры выступают перед Съездом. Они должны были бы дать отчет о своей работе, за которую они отвечали лично. Но оказывается, что Скобелев и Церетели должны ездить по митингам и разрешать текущие вопросы – вроде тех, что возникают в связи с самопровозглашаемыми здесь и там микро-республиками. Почему же это так? Потому что у них есть опыт революций на Западе, и поэтому приходится поступать «по заветам» этих революций. То есть, Брамсон неотразимо обвиняет министров, но тут же их оправдывает: митинги главнее продуктивной работы в правительстве. С одной стороны реакция, с другой – анархическая демагогия. Предложенные аресты фабрикантов и разгон совещаний остатков Думы – вот и всё, что было предложено министрам со стороны Съезда.

Оратор пытается сформулировать задачи «революционной работы», явно придумывая их на ходу. Для этого он распределяет революционные события по трем периодам. В первом требовался натиск, необходимо было сажать под замок всех противников революции и «с корнем вырывать» остатки старого режима. Второй период – обеспечение представительства революционеров во власти и уже после этого – избавиться от разлагающей критики, которой по привычке подвергалось любое правительство. Третий период – нынешний, когда власть не смогла справиться со стоящими перед ней задачами. И что же из этого следует? Вот что: «нужно облечь власть силой и авторитетом во всем объеме, как это подобает революционной власти; мы должны содействовать этому за страх и за совесть от имени российской революции». Все закончилось общими словами. Оратор не готов предложить ничего конкретного.

Мазурин из Красноярского Совдепа (биографических данных нет) выступил против «воздыханий о твердой революционной власти», ибо совсем недавно точно так же выступления рабочих и крестьян на местах объявляли анархией, которую скручивали в бараний рог. А теперь всё изменилось – И сполкомы могут сами решать массу вопросов. Мазурин делится своим опытом – с помощью своих комиссаров и войск в один день учли все товары и поставили новую форму торговли. Опасения, что произойдет крах, и город останется без товаров, рассеялись. Так же решаются и прочие вопросы – вплоть до развода и венчания. Люди обращаются – Исполком решает. По этой причине возникает недоумение: зачем вообще коалиционное правительство, если тем же путем и чисто революционное правительство разрешит любой вопрос.

Это наивное выступление вполне показывает, с какой степенью невежества в деле управления государством, экономикой, социальными вопросами столкнулась новая власть. Самодельные «комитеты» без всяких законов решали любой вопрос по своему усмотрению, не заботясь о последствиях. Именно на эту стихию позднее сделали свою ставку большевики. Каждый мог взять власти на местах столько, сколько захотел, и сколько ему позволили такие же свободные революционеры. При конфликтах или когда что-то не получалось, в ход шли револьверы.