Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Третий пример – казачий союз на Дону, определивший своей главной задачей защиту самобытности, которая предполагает сохранение под покровом самобытности крупных земельных поместий. Казачьи лидеры «выстраивают казаков решительно всех классов, всех групп единым фронтом против иногороднего населения, которое составляет около 60 % всей области». Если бы «решили отделить все, что хочет отделиться, [то] сыграли бы в руку реакционным, а не революционным элементам».

Эсер Арватов [64] напомнил, что с идеей коалиционного правительства выступили буржуазные министры. И о передаче всей власти Советов сказали бывшие министры-капиталисты Коновалов (273) и Гучков, которые покинули правительство, стараясь переложить всю ответственность на социалистов. Министр путей сообщения Некрасов был вынужден издать «очень левый» приказ, кардинально изменивший положение в его ведомстве. Из чего следует, что буржуазные министры «до некоторой степени представляют только собою граммофонную ручку, которую мы вертим, мы, русская социалдемократия». Так же образно оратор заключил: «мы собрались сюда не для авантюр, не для хирургических экспериментов над и без того израненным телом русской революции, которые нам советуют дилетанты политической медицины, а для плодотворного настойчивого лечения, для труда и для дела».

Большевик Ерман [65] в резкой форме отверг возможность что-либо изменить в жизни страны коалиционным правительством: «попытки создать коалиционное министерство, т.-е. примирить буржуазию в известных частях с демократией, это – совершенно праздные попытки»; «мы находимся в процессе борьбы с этой самой буржуазией, с которой нас хотят здесь искусственно склеить». «Когда потребовали проведения решительной иностранной политики, Милюков ушел, потому что не хотел быть только граммофонной ручкой». Обращаясь к оппонентам большевиков, оратор заявил: «у вас есть только один выход укрепить это коалиционное министерство, это – отказаться от всяких требований, не претендовать на проведение той политики, которая нужна вам, делать ту буржуазную политику, которая угодна министру». Он отметил, что на местах, кроме Совета, нет никакой другой власти. Совет «отправляет маршевые роты на фронт, он занимается тем, что устанавливает проверку белобилетников на местах, производит контроль, он должен делать обыски во всех магазинах города, потому что он является на месте единственной властью, и никто другой не имеет возможности претендовать на это». Видимо, впервые именно Ерман призвал к конфискации церковных ценностей: «в области финансов приходится сидеть без средств не только казне, но и Совету Р. и С. Д. В то же самое время имеются огромные монастырские средства, которые почему-то не конфискуются».

Большевик Киселев[66] сначала привел пример того, что арестованных Советом Иваново-Вознесенска (где подавляющее число большевиков) черносотенцев, направленных в Москву, отпускают, а не возвращают по месту ареста. И это конфликт с Временным правительством. Большевик сетует: «если бы мы один шаг сделали против Временного Правительства, нас несомненно бы объявили республикой иванововознесенской». Он снова повторяет, что правительство ничего не сделало, а министры толком не отчитались о положении в стране. Министру Чернову (102) он ставит в пику, что тот сам в 1905‐м призывал к захватам земли, а сейчас выступает против захватов. Между тем, Временное правительство (старого состава) само захватило земли, которые принадлежали Николаю II. В самом правительстве разночтения: одни говорят, что земля будет крестьянская, и не надо её захватывать, а другие, что при поражении революции в Европе российская революция не выживет, и крестьянам земля не достанется. Звучат обычные для большевиков обвинения министров, исходя из классового подхода: «предлагают поручить управление страной лицам, которые далеко стоят от рабочего и крестьянского класса». Провозглашается, что решить «задачу может только та власть, которая не заинтересована в сохранении драгоценной частной собственности», «проводить радикальные меры может только тот класс, который в данном случае на эту священную собственность может покуситься».