Грани жизни

«Ну, а как же быть с Петей Мельниковым и «семеркой»? — наперекор этому решению спросил все тот же неотвратимый голос. — Как ни клевещи на них Трубкин, а все-таки статью главного технолога ему пришлось вложить в конверт! — и из этого видно, что не поддержанное тобой дело они успешно продолжают. Но ведь Трубкин, оклеветавший их, постарается продвинуть свою «версию» дальше всеми доступными ему способами, которые тебе отлично известны. Что же, так им и оставаться в положении оклеветанных? Они, понятно, не какая-то безвестная кучка неприкаянных фантазеров, а находятся в гуще заводской жизни, но клевета с них не снята! А кому ее снять и растоптать, как не тебе? Прежде всего ты, ты обязан сделать это!»

«Ну вот, опять я!.. Да почему я должен отвечать за них, облегчать им выполнение их обещания? Сейчас, после поездки, я как председатель делегации отвечаю прежде всего за множество неотложных международно важных научно-технических проблем! У меня просто нет времени, нет и нет. Пусть они занимаются общественной помощью будущей первой автоматической… я их не задеваю… а я буду заниматься тоже общественными, государственно срочными делами!»

«Значит, по-прежнему «время терпит»? Значит, ты снова будешь самого себя пережидать, как ты пережидал и не торопился дать одобрение на чертеж Мельникова?.. А чертеж-то ведь был хорош, верен, ты это знал, знал!.. И теперь ты думаешь то же самое, но ты запутался в сетях собственных измышлений — не ты по жизни, а жизнь по тебе. Ты хотел бы прежде всего свои сроки, свои причины и свои подходы знать, а у жизни граней много, не счесть их, и не окинуть одним оком, и не познать одним умом, даже самым искушенным и мудрым умом. Ты в свое время не дал ходу творческим трудовым поискам молодежи, и вот, видишь сам, все осложнилось и уперлось в тебя, новоявленный Фабий Кунктатор!»

На это Петр Семенович не нашелся ответить своему внутреннему голосу и вдруг понял: вернувшись в обычное свое бытие, он теперь никуда не скроется от этого внутреннего спора, который чем дальше, тем все сильнее будет донимать его, пока он не найдет в себе мужества признать свою ошибку и восстановить естественные, трудовые и человеческие отношения с Мельниковым и его друзьями.

«Но как, каким образом?» — растерянно подумал он, даже физически, каким-то еще небывалым сжатием сердца, ощущая, предчувствуя будущие боли и тревоги. Вдруг он, вздрогнув, услышал звонок телефона. Это Степан Ильич Соснин приветствовал его по поводу приезда и приглашал зайти к нему: он хочет сообщить приятную новость.

«Что же за новость?» — думал Сковородин, приближаясь к дверям парткома.

— Поздравляю, Петр Семенович, — приветливо сказал старик Соснин, — от души поздравляю!.. Вы избраны делегатом на двадцать первый внеочередной съезд партии!

— Спасибо, Степан Ильич, спасибо вам, дорогой, что такую драгоценную новость поторопились мне сообщить!

— Да ведь и мне приятно, что наш товарищ Сковородин единогласно прошел тайным голосованием!..

«Значит, лгун ты, Васька Трубкин, никто не собирался умалять мой авторитет, и не тебе, тупица, охранять мою честь… они своего стоят! И главное, ни одного голоса против не оказалось! — думал Петр Семенович, возвращаясь домой совсем в ином, чем утром, настроении. — При тайном голосовании чего только не бывает… ты никогда и не узнаешь, кто тебя вычеркнул. А тут ни одна рука не поднялась против меня! Значит, никаких перемен в отношениях ко мне людей не произошло, значит, и никаких врагов у меня нет!»

Отдаваясь безграничной радости — второй раз он избранник партии на съезд! — Петр Семенович решительно не хотел думать ни о чем неприятном. Вчерашний «семейный кавардак», бессонная, тяжелая ночь, новое, уже утреннее происшествие с Галиной и Петей Мельниковым, воспоминание о мертвенно-бледном его лице — все это мгновенно отодвинулось куда-то в сторону, и не потому, что Петр Семенович быстро забывал: здесь действовали иные черты его характера. Если он был убежден, что при данных обстоятельствах он сделал все от него зависящее, он легко переходил к другим делам. Он даже чувствовал при этом легонькое умиление: он ведь не сказал Пете Мельникову ни одного резкого слова, подал ему стакан воды и этим, пусть косвенно, осудил новую вспышку Галины.

В машине, посасывая трубочку и с наслаждением вдыхая медово-ароматный дымок, Сковородин думал о встрече в Академии наук. Жизнедеятельное, спокойное настроение уже окончательно вернулось к нему, и он сейчас уже заранее представлял себе, как пройдет это очень ответственное собрание членов делегации и светил науки.

*

Возвращаясь в экспериментальный цех, Петя шел как во сне. Вчерашний удар вновь повторился, и так же беспощадно-жестоко, разрывая слух, сердце и мысли, звучал неузнаваемо чужой голос Галины. Лица ее, такого любимого, он не мог сейчас себе представить, — такого лица он вообще не знал и не видел. Но зато он унес в