– Ваш отказ принят к сведению. Вы сами напрашиваетесь на неприятности, мы сожжем вас дотла и все равно возьмем то, что нам причитается.
– В таком случае не отстрелить ли вам сразу голову, к чертям собачьим? – Флеминг шагнул вперед и приставил ствол пистолета к виску Воупа.
– Желаю удачи, – с горечью проговорил Джефферсон.
Он весь напрягся, со страхом ожидая, что сейчас произойдет, и крупные капли пота покатились под рубашкой у него по спине.
– Да, – сказал горгонец, словно хотел выразить с ним согласие.
Что случилось потом, Джефферсон Джерико не видел, зато увидели другие. Тело горгонца вдруг стало странно мерцать и переливаться, как бы теряя при этом свою материальность. Послышался звук, похожий на тихий свист или шипение, словно откуда-то выходил воздух. Или негромкое жужжание, будто заработал маленький механизм. По мере того как Воуп бледнел и исчезал, веревки одна за другой ослабевали и падали; заросшее черной бородой лицо поднялось, и темные глаза посмотрели на майора Флеминга – тому показалось, что это не лицо, а маска, под которой что-то шевелится, словно с трудом пытаясь ее сбросить; эта маска вдруг смялась, будто сделанная из мягкого воска или даже из резины, и стала похожа на отражение в кривом зеркале комнаты смеха.
– Идиот, – послышался на прощание резкий и как бы потусторонний, похожий на эхо голос.
Воуп исчез; правда, секунду-другую казалось, что там, где он только что находился, оставалась некая темная аура… но и она ушла; ствол пистолета в руке Флеминга теперь целил в пустое пространство.
– Боже мой! – вскричал Джефферсон Джерико, когда понял, что веревки с него упали и некая сила телепортировала Воупа из комнаты неизвестно куда. – Не оставляй меня здесь! – продолжал он кричать, поднявшись со стула; на него сразу же уставились все имеющиеся в комнате стволы. – Не оставляйте меня!
Он кричал в пустоту отчаянно и безутешно, как брошенный всеми ребенок. Но на его мольбу никто не ответил, даже вмонтированное ему в затылок устройство молчало, не причиняя ему ни малейшей боли.
– Я не смогу здесь жить! Я долго не проживу здесь! – лепетал он, глядя на майора, и слезы ужаса жгли ему глаза. – Все должно быть совсем не так! Я должен вернуться обратно!
Он страстно умолял Этана, он умолял Дейва, Оливию и Джей-Ди.
– Прошу вас… вы должны помочь мне вернуться обратно!
– Если хочешь, помогу добраться до могилы, черт бы тебя побрал, – проворчал Дейв.
Этан снова протянул серебристую руку – теперь это было так легко, словно он делал это всю свою жизнь, – чтобы прощупать, что творится в голове человека, который называет себя Джеффом Кушманом, но раскаленная добела защитная сфера, закрывающая от посторонних его мысли и память, никуда не делась. Значит, горгонцы продолжают ему покровительствовать. Мощность защиты была очень велика. Серебристая рука Этана не смогла долго там оставаться: у мальчика возникло чувство, что через нее из него сосут энергию, так что пришлось поскорей убираться. Он втянул серебристую руку обратно. От начала до конца на это хватило менее трех секунд.
– О чем это вы говорите? – спросила Оливия, глядя на обезумевшего Кушмана. – Помочь вам вернуться… но куда?
Джефферсон Джерико решил, что время пришло. Даже учитывая то, что на него наведены стволы и что в ближайшие полминуты это может привести к его гибели. Он должен прибегнуть к
«Плоть к плоти», – говорила она. Он должен привести в действие этот процесс транспортации, или как там он, черт возьми, называется, благодаря которому он выберется отсюда.
Джефферсон переступил через веревки и со смелостью отчаявшегося человека метнулся вперед с такой прытью, что майор Флеминг не успел остановить его.
Джефферсон схватил Этана за руки, плоть к плоти, если не считать наложенных на сломанные пальцы шин. «Быстрей!» – подумал он, вглядываясь в глубины серебристого глаза мальчишки и мысленно призывая ее, королеву горгонцев: «Забери меня отсюда! Давай же!»
Этан отчетливо услышал этот призыв, словно Джефферсон обращался прямо к нему. Очертания комнаты стали расплываться и исчезать. Мальчик еще видел, как Дейв протягивает к нему руки, но было уже поздно. Свет стал меркнуть, стены словно растворялись, и Этан понял, что он, как и сам Кушман, покидает комнату и перемещается неизвестно куда.