Граница

– Мне попал туда кусок стекла, так говорит доктор. Но сама я этого не помню. Помню только пожар и как на Уэствью-авеню взрывались дома. Это происходило ночью, и бои между ними шли в небе. Меня ранило и в других местах, лицо пострадало немного, а самые тяжелые раны у меня под одеждой. Волосы тоже частично сгорели, как мне говорили, но потом снова отросли. Думаю, мне повезло, как считаешь? Не полностью обгорела.

– Да, – согласился Этан.

Никки снова опустила повязку. На звездочке сверкнули крохотные стразы.

– К нам приходили полностью обгорелые люди. Но такие долго не протягивали. Однажды пришло семейство с двумя мальчиками, совсем еще маленькими, близнецами, у них сильно обгорели руки и ноги. Один из них умер в тот же день, а другой мучился еще целых двенадцать часов. Я слышала, как об этом разговаривали Оливия с доктором Дугласом. И похоже… ну да, когда умер один близнец, другой не захотел больше жить. Мать с отцом пережили их не надолго. А многие вообще кончали с собой. Я тоже чуть было не наложила на себя руки, Оливия остановила. Два раза.

– Я рад, что она это сделала, – сказал Этан.

– Хм… – хмыкнула девушка, и Этан понял, что она и сама не знает, рада ли такому обстоятельству. – Эти камешки принесла мне Оливия, для повязки. А знаешь, у кого они были раньше? У матери тех близнецов. Не знаю, где она их взяла. Наверное, в каком-нибудь магазинчике «Все за доллар». Набрала там себе всего, что понравилось. Люди порой делают безумные вещи, чтобы как-то удержаться…

Этан молча кивнул. Да, это правда, тут и говорить не о чем. Он понимал, что сейчас нужно Никки: ей прежде всего нужен слушатель, и он ждал продолжения, не желая заглядывать к ней в мысли, видеть сцены из ее прошлого, пока она сама ему об этом не расскажет.

– Сестру мою звали Нина, – снова заговорила Никки. – Она была старше меня на год. Ты бы видел, как она сидела на лошади! Я, в общем-то, тоже была неплохая наездница, но мне до нее ой как далеко! Она была уже старшеклассница. Собиралась поехать в Колорадский университет и поступить ради смеха, так она мне говорила. Но на самом деле она хотела стать ветеринарным врачом и работать с лошадьми. Может, у нее все получилось бы – с математикой и химией, да и с другими предметами у нее было все отлично. Это у меня по этим предметам были плохие отметки, я больше любила таскаться по вечеринкам.

Никки на минуту уставилась в пространство, и Этан терпеливо ждал продолжения.

– Иногда, – снова заговорила Никки, – сестра мне снится. Всегда такая хорошенькая, улыбается и счастлива… никогда не вижу ее обожженной или израненной… И она говорит: «Никкитеночек, ты же можешь удрать от всего этого. Ты же не из тех, кто так просто опускает руки и сдается, так что пойди к Оливии и скажи ей про те таблетки снотворного, которые ты нашла после того, как скончались мистер и миссис Эстевез. И еще скажи про ножик, у которого лезвие с зубчиками, он лежит в нижнем ящике твоего комода, под красным одеялом». А я в ответ: «Чего раскомандовалась, я знаю, что тебе всегда это нравилось, я тебе не рабыня». А она смотрит на меня, улыбается своей широкой, царственной улыбочкой и говорит: «Закрой рот, ведь ты последняя в нашем роду… в роду Стэнвиков, который с тысяча семьсот тридцать третьего года живет на Уэствью-авеню, и наш папа всегда говорил, что в нашем роду не должно быть трусов и слабаков. Так что, – говорит она, – ищи свой путь». И я до сих пор не понимала, что она хотела этим сказать.

Этан молчал. Он не позволил себе заглядывать в ее мысли, но и без того догадался, к чему она клонит.

– Если у человека не осталось надежды, – сказала она, – он умирает. Сначала внутри, в душе. Если он не находит своего пути, ему конец.

Она в упор смотрела на него своим карим глазом с шоколадным оттенком.

– Этан, я не хочу оставаться здесь и ждать смерти. Если я что-то делаю, я всегда пытаюсь найти свой путь. Я знаю, что тебе надо добраться до этой горы в штате Юта. И понимаю, что это для тебя очень важно.

Она помолчала, наверное внутренне готовясь к тому, что он ей откажет.

– Можно, я тоже поеду с тобой?

– Конечно. Я даже хочу, чтобы ты поехала со мной, – без колебаний ответил он.

– Правда? В самом деле? – задыхаясь, проговорила она. – Я понимаю, что это очень опасно, но…

– Сейчас опасно везде, – напомнил он ей. – Пока все это продолжается, на земле безопасных мест нет.

Никки кивнула.

– А тебе известно, что там такое, на этой горе?

– Нет. И вряд ли узнаю, пока мы не доберемся. Там сразу все откроется.

«Сразу все откроется?» Он вдруг понял, что и характер его мышления меняется тоже, и манера говорить… В его возрасте так не думают и не говорят… это какая-то чужая манера и мыслить, и выражать свои мысли вслух, и она проявляется все отчетливее.