Граница

– Ну и что? – спросил Джефферсон. – Может, и противопоставит, но… – Тут его как громом поразило, и все вдруг стало совершенно понятным. – Боже ж ты мой! – воскликнул он. – Так вы… она… даже не знаю, как про вас говорить… вы его боитесь, так, что ли?

Воуп отвернулся и уставился куда-то в пространство.

– Значит, боитесь, – продолжал Джефферсон. – А отсюда следует… он что, замаскированный сайфер? Наверное, он совершил что-то… – он чуть было не сказал «потрясающее», но передумал, – очень нехорошее, если она… если вы хотите непременно заполучить его. Причем моими руками. Что он такое натворил? Убил пару десятков этих…

– Не суй свой любопытный нос куда не следует, – перебил его пришелец, – иначе я сделаю тебе больно. Все, двигаемся дальше.

Он зашагал прочь, а Джефферсон с Рэткоффом, почувствовав острое пощипывание в затылке, заторопились следом.

Джефферсон теперь думал, что такого он точно не переживет. Если этот мальчишка – замаскированный сайфер, то он, наверное, какой-нибудь крутой боец сил специального назначения, и если горгоны его боятся… трудно представить, какой разрушительной силой обладает этот так называемый мальчик. Схватить одного из сайферских коммандос и притащить его в стан противников, Горгонленд, где его станут пытать? Ну-ну. А что случится потом с бывшим торговцем автомобилями по имени Леон Кушман? Да его просто вычеркнут из этого мира так же быстро, как если бы он получил пулю в затылок.

– Меня поместили в некий пригород, где такие маленькие домишки, как в пятидесятые годы, – говорил Рэткофф, с трудом поспевая за Джефферсоном.

Лицо и лысина у него были мокры от пота, рубашка на груди и под мышками потемнела от влаги. Джефферсон понимал, что этот человек страшно напуган и ему просто необходимо говорить, не важно о чем, поэтому ничего не оставалось, как прилежно слушать, насколько это возможно, притом что ему самому фактически вынесен смертный приговор.

– Там нас семьдесят восемь человек, все из самых разных концов Штатов. Мы называем это место…

– Муравьиная ферма? – спросил Джефферсон.

– Что? Нет. Мы называем его Микроскопические луга. Знаешь почему?

– Потому что чувствуете, что за вами постоянно наблюдают сверху?

– Да-да, в самую точку. Но у нас есть все, чтобы жить. Электричество, вода, машины, которым не нужны бензин и машинное масло… потом эта дрянь, которой нас кормят… и поят непонятно чем, очень странной жидкостью… да и погода всегда одна и та же, где-то начало лета. Но самое странное знаешь что?

«Невозможно оттуда уехать», – подумал Джефферсон.

– Никак не выбраться, – сказал Рэткофф. – Сел в машину и поехал… едешь-едешь, кажется, действительно куда-то едешь… а свернул за угол и вдруг видишь, что ты опять там же, откуда выехал. Странно, правда?

– Да, – ответил Джефферсон.

Муравьиная ферма, Микроскопические луга… интересно, как называют тюрьмы где-нибудь в Японии, в России, в Норвегии или Бразилии. Горгонцы изучают людей так же, как некоторые ученые – насекомых. А еще интересно, что они сделали с Рэткоффом, когда разобрали его по косточкам, что туда ему добавили, если он стал для них столь ценным участником этой увеселительной прогулочки. Но нет, лучше этого никогда не знать.

– А мне звезд не хватает, – тихим, трепетным голосом признался Рэткофф. – Помню, как мы с папой… давно это было… ночевали у нас в саду, в Джерси. Разобьем, бывало, палаточку… Я был тогда бойскаутом, веришь? Приготовим хотдоги, выпьем индейской крови – так папа называл смесь виноградного сока, пепси и рутбира, – пожелаем маме спокойной ночи, когда она выйдет на заднее крыльцо, и ложимся спать. Двое мужчин, отец и сын. Понимаешь?

– Еще бы! – ответил Джефферсон, который о своем отце помнил только запах дешевого виски изо рта, кривую усмешку, вечно отвисшую челюсть и пустые посулы, что завтра день будет еще лучше.

– Но… уже далеко за полночь, – продолжал Рэткофф, – я всегда выбирался из палатки, ложился на землю, смотрел в небо и разглядывал звезды. А там, где мы жили, звезд на небе было видимо-невидимо. И такие все яркие, просто какие-то светлые реки на небе. Мне казалось, что я самый счастливый мальчишка в мире, если живу в таком месте. А теперь вот… выхожу в сад в темноте, ложусь на землю… и ни одной звездочки. Ни единой, кругом один только мрак. Несколько лет назад отец мой умер, а у мамы была своя квартира в Сарасоте. Когда все это началось, я ей сразу позвонил, хотел узнать, как она там. Хотел сесть на самолет и полететь к ней, но ты же знаешь, все самолеты уже не летали. Я сказал, чтобы она поскорее перебиралась в одно из убежищ, которые организовывала Национальная гвардия. И больше о ней ничего не слышал. Надеюсь, ей удалось спастись. Как думаешь, а, Джефф?