Граница безмолвия

Кротов удивленно взглянул на оберштурмбаннфюрера. Для него это была новость. Неприятная новость. Он-то решил, что численность гарнизона будет постоянной, а то и увеличится.

– Мне казалось, что инженерную группу заменят диверсионной и таким образом, наоборот, усилят гарнизон базы. Повысят его боеспособность.

– Во время недавней встречи я пытался убедить в этом командующего Стратегическими северными силами вице-адмирала фон Штингена.

– Напомнив при этом адмиралу, что база «Норд-рейх» – как раз и есть то, что определяет стратегичность вверенных ему сил?

– Он сказал, что инженерная группа понадобится ему для создания еще одной базы.

– Нам инженерная группа больше не нужна. Понадобятся только авиамеханики и отчаянные диверсанты.

– Согласен, без инженерной группы вы уже способны обойтись. Однако на вопрос: будет ли пополнен гарнизон «Норд-рейха», командующий ответил уклончиво. Похоже, он уже весь поглощен идеей создания новых баз. Из этого, штабс-капитан, следует делать вывод…

– Считаете, что новая база будет создаваться еще восточнее нашей?

– Одна восточнее нашей уже создана. Правда, она специализируется по обслуживанию субмарин[46], тем не менее какой-никакой опорный пункт в тылу врага…

10

Старшина и политрук умолкли и какое-то время всматривались в забитую паковым льдом часть пролива. Отражаясь в ледяных полях, солнечное сияние сливало ее с небом, сотворяя удивительный лунно-туманный пейзаж, на фоне которого едва вырисовывались очертания островных скал.

– …Да, если бы не появление этого ледокола, вам пришлось бы провести на острове еще с неделю, не меньше, – вернулся младший лейтенант к прерванному разговору. – А застава, оказавшаяся на целую неделю без начальника, – это уже… повод для расследования.

От старшины не скрылось то, с каким полузлорадством-полуехидством Ласевич произнес это. Неужели донес бы об этом случае? – не поверил он. – А что, и донес бы. Политрук, как-никак, обязан по долгу службы. Тем более, что, убоявшись его доноса или доноса радиста, Загревский сам предпочел бы доложить о том, как оказался на острове и что там происходило. Особенно если учесть, что появление германского самолета застало его на Фактории. И тогда уже у Ласевича поинтересовались бы, почему он умолчал об этом происшествии.

«Черт возьми, – возмутился Ордаш, – а ведь доносов здесь боятся больше, нежели убийственных заполярных морозов и северного безмолвия, нежели этой границы безмолвия!»

– Ефрейтор наверняка доложил о теле полковника начальнику заставы, а тот доложит начальству, – сказал Ордаш и, выдержав небольшую паузу, добавил: – Если сочтет необходимым.

– Если сочтет, – согласился политрук, давая понять, что лично он докладывать не собирается, а значит, старшина может сам похоронить найденного им офицера. – Кстати, намекни на досуге Загревскому, что хотел бы вновь сходить на остров, только теперь уже со мной, прихватив и ефрейтора Оленева.

– С Орканом, конечно, надежнее. Отменный охотник. Если прихватим, не придется самим добывать пропитание.

– Считай, что договорились, – повеселел Ласевич. – Страх как осточертела эта казарма, эта застава и все прочее, с ней связанное.

– Поговорить-то я поговорю, – неожиданно продолжил этот разговор старшина. – Да только кто его знает, как оно сложится.

– Что «сложится»? – насторожился политрук.

– Да есть одно не очень радостное обстоятельство.

– Какое еще обстоятельство?

Ордаш поднялся, медленно прошелся вдоль беседки, задумчиво посмотрел куда-то в сторону хребта, как бы окаймлявшего часть приморской тундры.

– Начальник заставы просил пока что никому не говорить об этом. Но, думаю, ничего страшного не произойдет, если политрук заставы узнает об этом событии до официального сообщения.

– Что ты козла за рога тянешь, старшина?!

– Ничего я не тяну. – Вадим оглянулся на Ящука. Тот уже отошел шагов на десять, и теперь стоял на возвышенности, с которой хорошо просматривался пролив. Мысленно он уже, очевидно, был где-то далеко, и секреты тех двоих, что остались у беседки, его не интересовали. – Просто уговор был с Загревским… Поэтому вам придется дать слово офицера, что не проговоритесь. Это принципиально.

Ласевич тоже поднялся, постоял, упираясь плечом в дверной косяк, и пожал плечами.

– Если уж так принципиально, старшина. Слово офицера.

Они встретились взглядами, и политрук уловил, что в глазах старшины грусть смешивалась с тревогой.

– Завтра утром начальник заставы построит личный состав и объявит, что 22 июня, на рассвете, немцы напали на нашу страну. Там, на Материке, уже давно идет война, товарищ младший лейтенант. Хотя всем еще хочется верить, что это всего лишь провокация германцев или очередной пограничный конфликт.

Рука Ласевича вздрогнула и замерла с недонесенной до рта самокруткой.

– Ты это серьезно, старшина?

– Существуют события, которые в виде анекдотов не пересказывают. Даже у нас в Одессе.

– Вот это новость! И что… наши остановили их, держат вблизи границы?