Граница миров

– Воздух, которым вы дышите, miss, – это не единственно возможный воздух. К нему подмешивается другой воздух, и здесь, и повсюду вокруг вас, и в данный момент тоже. Без запаха. Не поддающийся обнаружению. Мы называем его эраргентум, буквально «воздух-серебро». Вы впитываете его всем телом и своим семейным свойством тоже, если таковое у вас имеется. Местами этот воздух становится достаточно плотным, чтобы его можно было уловить, если у вас имеются соответствующие инструменты. Каждое ваше действие, каждое слово погружается в него. Если в этом воздухе происходят возмущения, вызванные особыми обстоятельствами – большим обрушением или даже ничтожным сдвигом, – он отсылает их вам обратной волной.

Офелия инстинктивно задержала дыхание. Когда она смотрела через черное стекло сломанного пенсне на лабораторные боксы, то подумала, что только тени и отголоски состоят из эраргентума. Теперь она осознала, насколько ошибочно всё истолковала. Эраргентум был повсюду. То, что увидели тогда ее глаза, было лишь пеной на невидимом океане.

– А теперь представьте себе, – медовым голосом продолжала женщина, – что одна из таких волн вдруг прониклась отраженной мыслью и начала размышлять уже сама по себе. Отраженной… В данном случае perfectly подходящее слово. Так вот, представьте: ваш собственный двойник, целиком состоящий из эраргентума, внезапно осознает себя, кристаллизуется вокруг этой мысли, овладевает вашей речью и желает лишь одного: поведать вам о том, что недоступно вашему восприятию. Вот это и есть Другой.

Офелия подумала о Тени, которая нанесла ей визит в часовне без ведома Центра и всячески старалась быть понятой. Концентрат эраргентума, лишенный тела, но наделенный волей и при этом утверждающий, что он не Другой.

Нет, она наверняка упускает самое главное.

– А этот ваш эраргентум, – сказала Офелия, – откуда он взялся?

Женщина со скарабеем указала своим пенсне на каменную арку в самой глубине склепа. Мигающий свет лампочек не мог развеять царивший там мрак.

– Если вы желаете это знать, miss, пройдите через последнюю дверь.

До того момента Офелии было трудно по-настоящему сосредоточиться на разговоре. От непривычных очков болели глаза, а пальцы пропитывались прошлым этих фальшивых перчаток чтицы, навязывая ей видения предыдущей владелицы – некой Жеже из классической программы, которая была помешана на зажигалках и йогуртах.

Но упоминание о двери приковало всё ее внимание.

Осторожными шагами она приблизилась к внушительной фигурной арке, которая нависала над темнотой. В камне виднелись выбитые красивые буквы – как те, которыми были сделаны надписи НАБЛЮДЕНИЕ и ИССЛЕДОВАНИЕ на дверях, через которые Офелия прошла в день, когда ее приняли:

ПОНИМАНИЕ

Здесь явно питали слабость к заглавным буквам.

Офелия прищурилась, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте под аркой. Через несколько мгновений она различила две параллельные линии. Рельсы. То, что наблюдательница назвала дверью, на самом деле было подземным перроном. Рельсы терялись в глубине туннеля, уходящего в недра земли.

– Это третий протокол?

– Да.

Женщина присоединилась к ней у края перрона. Она приложила сложенную ковшиком руку к своему уху, призывая Офелию прислушаться. Та уловила перестук колес. Ее ослепили фары. Порыв теплого воздуха обвил полóй тоги ее бёдра. Поезд, состоящий из одного-единственного вагона без всякого локомотива, остановился, открылась автоматическая дверь.

– Каждый кандидат, принятый во второй протокол, получает привилегию: право пройти через последнюю дверь, – объявила женщина, осенив себя крестным знамением. – И не имеет значения, что до вас ни один из них не сумел кристаллизовать, – они все помогли нам усовершенствовать альтернативную программу. Мы не желаем проявлять неблагодарность. И в этот момент, когда я говорю с вами, они уже постигли последнюю тайну вселенной. Да будут они благословенны.

Офелия задумчиво посмотрела на остановившийся поезд.

– Они все мертвы.

– Никто не мертв.

– Тогда почему они никогда не возвращаются?

– Да, miss. Почему?

Офелия выдержала пронзительный взгляд женщины. Пыталась ли та намекнуть, что остальные сами решили не возвращаться? В это трудно было поверить.

Внутри вагона стояли элегантные бархатные кресла. Из-под абажуров струился мягкий свет. В купе никого не было, даже кондуктора. Подножка вагона, казалось, ждет Офелию.

– Предполагается, что я должна зайти в поезд?

– Of course.

Офелия обратила очки на закрытые ворота склепа. То ли благодаря настоящей еде, которую в нее впихнули, то ли благодаря чувству опасности, но силы возвращались к ней, а вмести с ними и оба семейных свойства. Она больше не была проходящей сквозь зеркала и сомневалась, что способна повторить чудеса, которые ее анимизм творил в часовне под воздействием кристаллизации. Однако она могла ощутить колебания внутри мозаичных плиток у себя под ногами и пульсацию нервной системы стоящей перед ней женщины.

Та снова нацепила пенсне и улыбку.