Граница миров

Она устремила взгляд на самую дальнюю светящуюся точку города. Где-то там, в стенах Центра, именно сейчас вавилоняне трудились над проектом «Корнукопианизм» – точно так же как Евлалия Дийё, перед тем как стать Богом. Неужели Торн был прав, утверждая, что созданное одними может быть уничтожено другими? Возможно ли вернуть Евлалии Дийё человеческую сущность, водворить Другого в зеркало и исправить то, что еще поддавалось исправлению? Может, единственным средством против пустоты было изобилие? Но тогда какую роль играют во всем этом отголоски?

Офелия понимала: она обязана найти ответы на все свои вопросы, а это достижимо только в Центре девиаций. И только вместе с Торном.

«В такие учреждения никто не является добровольно без веских причин», – предупредил он ее.

И это звучало в высшей степени иронически, если учесть тот факт, что Светлейшие Лорды сами снабдили Торна теми «причинами», которых ему не хватало.

Из-за кулис

Он бродит по улицам Вавилона. Крики, свистки… Гвардейцы Поллукса хватают всё, что движется. Всё и всех… кроме него, конечно. Он мог бы танцевать прямо у них под носом, его всё равно не задержат.

Его никто и никогда не задерживает.

В два прыжка он поднимается на вершину самой высокой пирамиды. Садится и обозревает Вавилон, окутанный туманом. Дряхлеющий Вавилон. Слишком старый город для жалкой памяти этих людишек.

История повторится. Он уже об этом позаботился.

Пожалуй, Офелии еще рановато покидать Вавилон. Ей предстоит кое-что сделать здесь, на краю архипелага, в Наблюдательном центре девиаций.

О да, история повторится. И тогда она наконец-то сможет прийти к завершению.

Ловушка

Безжизненные тела роботов болтались на ремнях, свисавших с потолка фургона. Каждый толчок сотрясал их конечности, словно кости скелетов. Офелии, сидевшей тут же, в полумраке, казалось, будто она попала в компанию висельников. Почувствовав, что фургон снижается, она спряталась за ближайшим роботом. Неужели еще один воздушный контроль? Задние дверцы фургона распахнулись, и яркий луч мощного фонаря осветил безликую голову робота рядом с Офелией, затем дверцы были захлопнуты, и пропеллеры снова мерно зажужжали в воздухе.

– Sir[40] Октавио и sir Амбруаз говорят, что больше патрулей не будет.

Офелия скорее угадала, чем увидела тщедушную фигурку, неуклюже пробиравшуюся к ней между автоматами в глубину фургона. Она сдвинула на затылок тюрбан, прикрывавший лоб, и лунный свет ее штампа осветил горестно сморщенное лицо Блэза. При виде этих унылых морщин Офелия пожалела, что рассказала ему о своем намерении проникнуть в Центр девиаций: он тут же твердо решил ее сопровождать.

– Вам нужно было остаться на заводе вместе с другими нелегалами, – со вздохом произнесла она. – Если я попадусь…

– Хотите сказать, что меня тоже вышлют? Честно говоря, miss Евлалия, я бы не хотел остаться на ковчеге, который изгоняет дорогих мне людей. И потом, я просто решил… well… вас поддержать хоть как-то… только чтобы Вольф об этом не узнал…

И Блэз, боязливо озираясь, закатал рукав своего кителя и обнажил руку до локтя. При свете своего штампа Офелия различила на ней татуировку – две переплетенные буквы «А» и «П».

– Альтернативная программа, – пояснил Блэз.

Офелия не сразу поняла, что он имеет в виду.

– Вы наблюдались в Центре девиаций?

– Не понимаю, зачем вы так стремитесь туда попасть, miss. Лично я могу сказать одно: мне стоило большого труда выйти оттуда. Родители поместили меня в Центр для… для… ну, в общем, для исправления. – Блэз произнес это слово с извиняющейся улыбкой. – Я тогда был еще подростком, но они боялись, что я пойду по дурной дорожке. Я пробыл в Центре до совершеннолетия, однако даже после этого мне приказали следовать их программе.

Офелия, зажатая между роботами, сотрясаемая толчками фургона, не могла отвести глаз от двух букв, вытатуированных на руке Блэза. Заклеймен… на всю жизнь.

– А что это такое – альтернативная программа?

– То, что кроется за внешней оболочкой. Наблюдательный центр девиаций славится своими блестящими результатами в области коррекции отклонений от нормы, в частности таких как… как мое. Меня там обследовали и объявили моим родителям, что данный случай не укладывается в рамки классической программы, что он very особенный, но что они готовы заняться мной, чтобы получше изучить. И взяли на себя все расходы: поселили там, кормили, учили, исправляли… много лет. Каждый месяц я просился домой, и каждый месяц мне отвечали, что решения принимают они, а не я. И вдруг, в один прекрасный день, без всяких объяснений вернули меня родителям. Как будто я уже не представлял для них никакого интереса. Я очень смутно помню, что там со мной делали, что я сам делал и что видел. Могу утверждать одно, miss: Центр интересовался главным образом моей невезучестью, и ничем другим.

С этими словами Блэз оттолкнул Офелию в сторону: ремень, на котором висел робот за ее спиной, развязался, угрожая обрушить ей на голову многокилограммовую массу металла.

– Вашей невезучестью, – повторила Офелия. – Но почему?