Нарушая молчание, Лопатин промолвил:
— Как же быть теперь, Павлуша?
— Подорвать мост в Ильковичах, — сказал решительно Гласов, — и держать этот участок под обстрелом. Ведь в любую минуту и по этой дороге они смогут двинуть свои войска. А наша задача — врага здесь не пропускать, что бы ни происходило у соседей.
— Пускать нельзя! — согласился Лопатин. — Я иду сам и подорву мост!
— Ты начальник заставы и обязан командовать всеми людьми, — урезонил Лопатина Гласов. — Пошли Перепечкина и старшину Клещенко. Они справятся!..
Как ни хотелось Лопатину самому лично уничтожить мост на стыке участка, но он не мог не согласиться с доводами политрука. Он сбежал вниз отдавать приказ.
Не прошло и получаса, как старшина Клещенко вместе с Перепечкиным, нагруженные толовыми шашками, поползли к мосту по берегу речушки Млынарка.
Минуты тянулись в томительном ожидании. Все, кто был наверху, смотрели в сторону Илькович.
Вдруг, подобно молнии, блеснул под мостом огонь. Его сразу заволокло дымом. Прежде чем на заставе услышали грохот взрыва, багрово-черный столб поднял кверху на своих могучих плечах груду каменьев, рыжие балки, сыпкую землю.
Все это мигом стало оседать вниз, открывая взгляду придорожную хату с выбитыми стеклами. И когда эхо взрыва докатилось до заставы, все увидели в расползающемся дыму два острых и разъединенных края дорожной насыпи, удивительно похожих издали на окоп полного профиля в поперечном разрезе.
— Думали, что шнур неисправный, — рассказывал бойцам в подвале взволнованный Перепечкин, благополучно возвратившийся со старшиной. — Старшина поджег его сам, и мы отползли назад. Ждем, ждем — ничего. Я уже хотел было голову высунуть из оврага, а тут как ахнет!
— Но мост невелик — вот беда! — протянул Зикин. — Могут восстановить его быстро.
— А не давать восстанавливать! — бросил Гласов, появляясь на ступеньках лестницы. — Надо снимать каждого сапера. На этом стыке им проход должен быть заказан.
— Они же могут сторонкой объезжать. За колхозными конюшнями… — сказал Зикин.
— А здесь дорогу контролировать будем мы, — отрезал Гласов.
Ближе к вечеру, огородами да лугами, на заставу со стороны Скоморох пробился Давыдов из группы Погорелова. На левой щеке Давыдова темнела рваная рана. К тому же он был еще ранен в ногу и прихрамывал, морщась от боли.
Дежурный сразу направил Давыдова в подвал к женщинам. Не успел он сойти туда, как к нему прибежал Лопатин.
— Рассказывай… Где Погорелов? — крикнул начальник заставы.
Однако Давыдов уже различил внизу глаза Погореловой, жадно ждущей ответа на этот вопрос. Рядом с ней стояла маленькая Светлана — дочь Погорелова.
Давыдов с трудом перевел взгляд на лейтенанта Лопатина и сказал почти заикаясь:
— Лейтенант Погорелов остался… у моста… я расскажу всю обстановку… Как бы сначала перевязаться?
— Пойдем наверх, — предложил Лопатин, — там светлее перевязывать. Дай-ка парочку индивидуальных пакетов, Анфиса!
Как только они остались вдвоем в просторной ленинской комнате с выбитыми окнами, Давыдов тихо сказал:
— Нет Погорелова. Он погиб и все остальные тоже…
И, выплевывая время от времени сгустки крови, Давыдов рассказал, что Погорелов со своей группой больше получаса держал под огнем мост через Буг, не давая врагу возможности переправиться. Трупы тридцати немецких кавалеристов вместе с лошадьми остались на мосту, преграждая путь едущим сзади. Погорелов приказал Давыдову отползти на заставу за подмогой. Уже из кустов, прикрывающих местность, называемую «Шибеницей», Давыдов увидел, как немцы, переплывшие Буг севернее, напротив развалин двенадцатой заставы, со всех сторон окружили группу Погорелова. Давыдов видел, как гитлеровцы штыками прикалывали раненых. Он слышал крик Погорелова: «Гранатами их, хлопцы!» И на этом крике все оборвалось…
4. БОЛЬШИЕ НАДЕЖДЫ
Почти весь луг перед заставой хорошо просматривался из маленькой щели подвального окошка.
Гласов прижался к пахнущей глиной продолговатой щели. По лугу были разбросаны скрюченные серые трупы врагов. Гуси уже успокоились, вылезли из оврага, в котором протекала Млынарка, и важно разгуливали по мягкой муравке, косясь на мертвых гитлеровцев.
Политрук слышал треск мотоциклов возле Илькович, вплетающийся в орудийную канонаду, и понимал, что теперь немецкие автоматчики объезжают заставу стороной по дороге, ведущей окраиной Илькович на Бараньи Перетоки. Над Ильковичами поднимался черный столб дыма.
«Наверно, колхоз горит», — подумал Гласов.
Он не ошибся. Это догорали подожженные первыми же немецкими снарядами хозяйственные постройки колхоза в Ильковичах.
За лугом, там, где кусты сплошной стеной заслоняли Буг, ничком лежал Николай Сорокин. Раненые бойцы Егоров и Сергеев, которые несли наряд на левом фланге, добравшись до заставы, рассказали, что оставили там его мертвым.
Все еще не верилось, что Сорокин убит. Многие ждали, что вот-вот покажется он во дворе, пусть раненый, но живой. Все еще не мог поверить в его смерть и политрук Павел Гласов, то и дело поглядывая с надеждой в сторону Буга, — а не приползет ли оттуда Сорокин?