Границы памяти

— Я не вырубала тех пятерых. И свет — не моих рук дело, — некоторое время оба смотрели друг на друга без звука, пока молчание не нарушил агент Марка.

— Сдаётся мне, в стане Фернандо завелась крыса. Что ты видела?

— Я лежала на диване. Свет погас. Дальше — выстрелы из сон-пушек. Я не заметила, кто стрелял первым. Потом открылась дверь в тёмную комнату, я услышала, как кто-то упал. Потом, я кинулась к выходу. И вспомнила записку.

— Какую записку?

— Вчера кто-то подсунул мне записку под дверь. «Спасение близко. Как только будет случай, поднимись в кабинет Оливера и возьми ящик из сейфа».

В этот самый момент зазвонил телефон. До жути вовремя. Не глядя на экран, Генрих сразу догадался, кто звонит.

— Ты же не думаешь, что в своём доме ты в безопасности, немец?

Не успел тот ответить, как Лиза выхватила телефон.

— Не ожидал, мразь?! Как тебе спалось, Мэдди?

— Спина болит. Ненавижу спать на полу.

— Пробовал электрошоковую терапию?

— Лиза, — он шумно выдохнул. — Передай трубку предателю, у меня к нему серьёзный разговор.

— Что ты хотел ему сказать? — она включила громкую связь.

— Генрих Фогель, я наблюдаю за тобой. Твой дом сейчас окружён моими людьми.

— Отзови «пятёрку», тогда и поговорим.

— С чего ты взял, что я отправил «пятёрку»?

Двое переглянулись. Мэдисон вполне мог говорить правду. Более того, он мог вовлечь в эту историю посторонних непосвящённых людей. Прямо сейчас дом могли окружать, например, бездомные, сами не понимая, где находятся и что делают, будто зомби глядя из темноты в ожидании сигнала.

— Ты не станешь атаковать, — выразила уверенность Лиза. — У нас есть то, что, полагаю, тебе очень важно.

— О чём ты?

— Открой сейф, болван!

Через полминуты, голос Оливера изменился.

— Вы уже посмотрели, что в ящике?

Вновь Лиза не дала Генриху ответить.

— Да!

— И что же?

Она засмеялась. Громко, раскатисто, долго, будто ведьма. Оливер, на том конце, попытался разыграть хорошую мину при плохой игре, но выходило не очень убедительно.

— Генрих, давай договоримся так: ты вернёшь мне ящик со всем его содержимым, и мы забудем об этом инциденте.

В этот момент Генриху показалось, будто из ящика доносится еле различимый бой барабанов. Ящик словно манил: «Открой меня».

— Забыть? — в тоне Генриха появилась ярость. — Забыть, как ты пытал меня и Лизу?!

— Генрих, ты сейчас в незавидном положении.

— Шутишь, Мэдди? Это ты в незавидном положении! То, что ты скрывал все эти годы, в моих руках.

Лиза одобрительно кивнула, как бы говоря: «Вот так надо вести переговоры».

— Чувствую, наша беседа зашла в тупик, — в телефоне послышался вздох. — Так и быть. Ты можешь быть свободен. От тебя и от Лизы мне больше ничего не нужно. Единственное условие…

Генрих выключил телефон, не дослушав. Он прекрасно понимал, что Оливер, ставя условия, обязательно посеет сомнение, а сомневаться сейчас, когда пройден Рубикон, означало бы споткнуться раньше времени и проиграть.

«На руках у меня козырь. Это вещь, которая важна Оливеру, а может и не ему одному, а самому Фернандо. Значит, не ему диктовать условия».

— Молодчина, Птица!

— Теперь осталось понять, что там.

Оба покосились на таинственный предмет.

6

Прежде чем открыть ящик, Лиза нащупала на торце потайную кнопку и нажала её. Раздался глухой щелчок.

— Тайный доброжелатель предупредил? — догадался Генрих. Лиза промолчала: ответ был очевиден.

Когда содержимое ящика увидело свет, Генрих сначала удивился, потом усмехнулся, а затем уважительно покивал.

— Неплохо придумано!

Ящик был разделён на шестнадцать секций. В каждой секции, между специальными мягкими прокладками, лежали грампластинки. В тонкоэнергетических цивилизациях, где электричество было запрещено Доктриной, пластинки, воспроизводимые обычным механическим граммофоном, были очень популярным способом досуга.

Генрих достал одну из пластинок. На ней была крупная цифра «1».

— У тебя есть граммофон? — спросила Лиза.

— На чердаке. Подарок.

Через несколько минут, смахнув пыль со старинной вещи, Генрих извлёк и поставил на стол увесистый граммофон фирмы «Патэ».

— Кто сегодня диджей?

— Давай по очереди, — предложил Генрих.

Времени было достаточно, чтобы прослушать все пластинки. Пока Лиза спала, Генрих записывал каждое слово в тетрадь, а кофе и бутерброды помогали не уснуть. Затем менялись. Когда закончилась пластинка номер шестнадцать, Лиза разбудила Генриха, чтобы пересказать всё, что тот пропустил. Повисло задумчивое молчание, которое Генрих прервал через несколько минут.

— Но это же как-то… нелогично. Зачем Фернандо записывать это, да ещё и на пластинки? Он же, наоборот, хочет, чтобы Фред ничего не помнил.

— До тебя ещё не дошло? Фред — не настоящий Инкрим. Да, это трудно принять, но… всё сходится.

— Или это уловка Фернандо.

— Поверь, я знаю, о чём говорю. Я растила Фреда — не ты. Это началось у Фредди в семь лет. Как раз после болезни.

— Так, — до сих пор не веря до конца, скрипя зубами, Генрих всё же кивнул, не находя аргументов против. — А почему… пластинки?