Гранты, «бумагология» и договор подряда, или Что собой представляет сегодняшняя польская наука

Прежде чем обсудить эти идеи, необходимо заметить, что наука в Польше уже многие годы страдает от недостатка финансирования. В 2012 году, по данным Института статистики ЮНЕСКО, на нее из польского бюджета было выделено 0,9 % ВВП. Для сравнения: в Финляндии и Швеции этот показатель превышает 3 %, в большинстве стран «старого» Евросоюза колеблется в пределах 1,5–2,5 %. Чехи и венгры выделяют на науку соответственно 1,88 и 1,3 % ВВП, Россия — 1,12 %[4]. Польское Министерство науки и высшего образования утверждает, что в последнем пятилетии в области финансирования науки был совершен некий прорыв и что оно резко увеличилось. Но факты противоречат этим оптимистическим заявлениям. Если посмотреть на данные, то оказывается, что рост действительно наблюдается, но он очень медленный, на уровне 0,03–0,05 % в год[5]. Кроме того, сильно изменилась структура управления денежными потоками, которые направляются в университеты. В жизнь был введен принцип, согласно которому финансирование научных исследований практически полностью переведено на грантовую систему. Графа «собственные исследования», которая раньше стояла в бюджетах факультетов и институтов, исчезла. Средства, которые государство передает каждой из научных единиц в рамках так называемой дотации на уставную деятельность, предназначены лишь для сохранения исследовательского потенциала, содержания инфраструктуры, библиотек и архивов, покупки необходимого для повседневной работы оборудования и материалов. Деньги на проведение исследований никому уже «просто так» не выделяются, их можно получить исключительно грантовым путем[6]. Вследствие этого между научными сотрудниками развернулась острая борьба за финансирование, которая делает весьма затруднительным получение этого финансирования. Национальный центр науки (НЦН), главное учреждение, которое распределяет деньги на исследования, в ежегодных отчетах о своей деятельности размещает между прочим данные о так называемом показателе успеха, то есть о количестве проектов, которые получили финансирование — по отношению ко всем проектным заявкам, которые были за год поданы на конкурсы. В 2014 году «показатель успеха» составил 16 %, что означает, что примерно лишь каждый шестой из числа ученых, пытавшихся получить грант, смог этой цели добиться[7]. Кстати, бюджет НЦН с 2012 по 2015 год сократился на треть[8], что, естественно, отрицательно влияет на уровень «показателя успеха».

Финансовые средства, выделяемые Национальным центром науки, распределяются далеко не равномерно. Они попадают прежде всего к самым большим и самым престижным научным учреждениям. В 2012 году 71 % от общей суммы денег, которые были переданы НЦН на исследования всем университетам, был распределен между тремя самыми крупными университетами Польши — Варшавским, Краковским и Познаньским[9]. В 2014 году финансирование получили 600 проектов из Мазовецкого воеводства и лишь 10 — из Подкарпатского[10]. Эти данные показывают, что в гонке за возможностью проводить исследования побеждают сотрудники самых больших научных центров, сотрудники, которые находятся в привилегированном положении по сравнению со своими коллегами, работающими вне крупнейших городов. Даже если последние подготовят по-настоящему хорошие, продуманные научные проекты, то возможность их реализации в более провинциальных университетах часто подвергается сомнению со стороны экспертов, которые оценивают поданные на конкурс заявки. Если, как вытекает из отчетов НЦН, для многих подразделений варшавских научных учреждений «показатель успеха» составляет от 30 до даже 80 %[11], то понятно, что для многих их аналогов в провинции он ниже 10 %. Зная эту статистику, ученые из маленьких научных центров часто вообще отказываются от подачи заявок, понимая, что шанс добиться успеха — мизерный. В итоге грантовая система способствует аккумулированию научного потенциала и талантливых сотрудников лишь в нескольких академических центрах, высасывая всё это из провинции. Здесь отлично срабатывает описываемый социологами т. н. эффект Матфея, согласно которому богатые, благодаря уже имеющимся ресурсам, становятся еще богаче, а бедные, в связи с изначальным отсутствием таковых ресурсов — еще беднее.