Гражданская поэзия Франции

Рычанья и толчки вулканов участились.
Тогда был дан указ, чтобы они крестились.
Так повелел король испанский, говорят.
И молча кратеры перенесли обряд.
Лишь Момотомбо злой не принял благодати.
Напрасно папских слуг бесчисленные рати,
Смиренные попы, взор возведя горе´,
С крестом карабкались и кланялись горе,
По краю кратера шли совершать крестины.
Шли многие туда, оттуда — ни единый.

Что ж, лысый великан, земле даруешь ты

Тиару пламени и вечной темноты.
Когда стучимся мы у твоего порога,
Зачем ты губишь нас, зачем ты гонишь бога?

И кратер перестал плевать кипящей лавой.

И голос в кратере раздался величавый:

«Отсюда изгнан бог. Я не любил его:

Скупое, жадное до взяток существо!
Жрут человечину его гнилые зубы.
Его лицо черно. Его ухватки грубы.
Распахнут настежь был его тугой живот —
Пещера мрачная, где жрец-мясник живет.
Скелеты у его подножия гогочут,
И живодеры нож остервенело точат.
Глухое, дикое, с пучками змей в руках,
С кровавой живностью в оскаленных клыках
Страшилище весь мир покрыло черной тенью.
И часто я ворчал в тревоге и смятенье.

Когда же, наконец, по лону зыбких вод

Приплыли из страны, откуда день встает,
Вы, люди белые, я встретил вас, как утро.
Я знал, что ваш приход придуман очень мудро.
Я верил: белые, как небо, хороши,
И белизна лица есть белизна души.
И, значит, белый бог владыкой будет смирным,
И радовался я, что распрощаюсь с жирным
Обжорой, чей позор ужасен и глубок!

И тут-то приступил к работе белый бог!

И тут я увидал с моей вершиной вровень
Огонь его костров и чад его жаровен,
Что Инквизицией святейшей зажжены.
И Торквемада встал у врат моей страны
И начал просвещать, как повелела церковь,
И дикарей крестил, их души исковеркав.
Я в Лиме увидал бушующий огонь.
Гигантские костры распространяли вонь.
Там трупики детей обугливались в груде
Соломы. Там дымок вился над женской грудью…

Задушен запахом тех казней пресвятых,

Я помрачнел навек, окаменел, притих.
Сжигавший только тьму в своей печи недавно,
Обманутый во всем и преданный бесславно,
Я бога вашего узнал в лицо тогда
И понял, что менять — не стоило труда!»

1859

РОЗА ИНФАНТЫ