Находясь фактически в поисках сферы своей деятельности, ЦКК берет на себя функции подготовки проектов решений ЦК, касающихся различных сфер хозяйственной жизни. Так, на апрельском пленуме ЦКК 1926 г. было отмечено, что при обсуждении плана работы ЦК на год ЦКК сочла возможным почти три четверти вопросов повестки дня «взять на себя», изучить, сделать доклады190
. Однако неясность прерогатив ЦКК создавала для нее неопределенное положение, приводившее к бурным дебатам на пленумах ЦКК по вопросу о ее взаимоотношениях с ЦК. Несмотря на огромную по объему работу и статус органа, избираемого наравне с ЦК, ЦКК становилась фактически «подсобным» органом ЦК по всем вопросам. Эта проблема, в частности, дебатировалась на апрельском 1926 г. Пленуме ЦКК, где было признано, что ЦКК «теряет лицо», контрольные комиссии на местах стали подсобными органами губкомов. Восстановить авторитет ЦКК предполагалось путем отказа от активной «рационализаторской» деятельности в пользу контрольно-проверочной работы, изучения партийных проблем каждой парторганизации191.Таким образом, выход был найден в возврате к изначальным функциям, однако существенным отличием последнего периода деятельности ЦКК-РКИ стало активное подключение масс. Уже на II пленуме ЦКК созыва XIV съезда ВКП(б) в 1926 г. ставился вопрос о привлечении рабочих, которые «рвутся на борьбу с недостатками», о мобилизации «широчайших рабоче-крестьянских масс»192
. В 1928 г. на пленуме ЦКК В. Затонский констатировал: «Мы замкнулись в узкий круг правящих, надрываемся, а толку мало, и без привлечения более широких масс не вытянем»193. В итоге было признано необходимым подключение рабочих и крестьян к контрольной работе по принципу: побудить массы следить за исполнением директив, воспитать в них ненависть к недостаткам и обязать их «в случае чего» сигнализировать в органы ЦКК-РКИ194. Последствием принятых решений стало резкое расширение общественно-политического участия в русле, задаваемом партийной элитой. Следует отметить, что феномен расширения участия, прежде всего в годы первой пятилетки и до 1934 г., его характер, масштабы, причины дальнейшего затухания к концу 1930-х гг. являются малоизученной научной проблемой.Итак, окончание Гражданской войны стало толчком к важнейшему процессу реструктуризации политической элиты. В поисках твердой опоры партийной власти в новых условиях руководство РКП(б) пошло по пути создания строго организованного аппарата политического управления на партийной основе. Созданный аппарат включал не только партийных функционеров, но и ряд номенклатурных работников: в этот же период начинается формирование номенклатуры как широкого управленческого слоя, подконтрольного партийной элите. Часть номенклатурных работников, занимавшая наиболее ответственные должности, входила в состав партийных комитетов, партийного «актива», и таким образом коммунистическая элита связывалась в единое целое, превращаясь в моноорганизованную структуру.
В результате происшедшей с окончанием Гражданской войны реструктуризации политическая элита в СССР стала представлять собой партийную элиту, институциализированную в руководящих парторганах и выступавшую как персональное и организационное воплощение партии. «Партийный аппарат, – писал известный философ А. Зиновьев, осмысливая советскую систему, – был частью системы государственности, причем частью особой… он был такой частью власти, которая управляла всей остальной властью, т. е. властью над властью, властью второго уровня»195
.Аппарат партии с самого начала развивался как целостный механизм, в котором даже разделение функций было относительным. Такие тенденции были заложены в принципах формирования аппарата, зависевших от представлений революционной элиты, которая боялась любого «двоецентрия». Единство партаппарата в условиях неустановившегося статуса политической элиты (проблема самолегитимации будет решена только в процессе трансформации 1930-х гг.) создавало условия для замыкания, в основном политического процесса в рамках, ограниченных участием членов партии, обеспечивало максимальную концентрацию власти, давало ощущение ее устойчивости. Организация правящей элиты в форме партийного аппарата стала основой складывания системы власти, при которой аппарат господствовал в целом, а отдельные представители целиком от него зависели. Капитал функционера, если использовать классификацию П. Бурдье, был их основным или даже единственным видом политического капитала. Из лиц, обладавших значимым личным капиталом в силу многолетнего авторитета или персональной харизмы, к концу 1920-х гг. у власти остался только И. В. Сталин.