Гражданская война в России. За правду до смерти

Действительно, уголовники, став надзирателями, получив абсолютную власть над заключенными, не имели никаких моральных границ, сдерживавших их животные инстинкты. Как же обстояли дела с содержанием заключенных в белых тюрьмах и лагерях?

На том же Севере наибольшую известность приобрела тюрьма на острове Мудьюг в Белом море, созданная интервентами 23 августа 1918 г. Въезд туда для россиян воспрещался, комендант и его помощник по иронии судьбы были офицерами армии страны, когда-то провозгласившей знаменитую Декларацию прав человека и гражданина{1359}. Опыт у коменданта уже имелся, он «служил перед этим по тюремному делу в какой-то колонии, где приобрел навык в обработке туземцев»{1360}.

Столкнувшись однажды с тем, что происходило в этом лагере, не выдержал даже, союзный французам член правительства Северной области: «Трудно удержаться, не указав… на образцы худшего применения средневековой инквизиции на Мудьюге…»{1361} Лишь в течение недели (март 1919 г.) на Мудьюге умерло 22 человека{1362}. Причины смерти – голод, цинга, тиф, гангрена, холод. К моменту посещения лагеря министром внутренних дел правительства Северной области В. Игнатьевым заключенных было около 300 человек, смертность составила свыше 30 %, за пять месяцев. Об оставшихся Игнатьев писал: «Общее впечатление было потрясающее – живые мертвецы, ждущие своей очереди»{1363}. К закрытию лагеря вымерло более половины заключенных, выжившие большей частью представляли собой полуживых безнадежных калек{1364}.

Примеру «цивилизованных союзников» последовало и «белое» правительство ген. Миллера, в середине 1919 г. организовавшее каторжную тюрьму в бухте Иоканьга на пустынном мурманском побережье Белого моря. В тюрьму было сослано свыше 1200 человек, в основном политических. Начальником тюрьмы был бывший начальник Нерчинской каторги, «личность безусловно ненормальная», отмечал член правительства Северной области эсер Б. Соколов. «Режим Иоканьгской каторги, – вспоминал один из ее узников П. Чуев, – представляет собой наиболее зверский, изощренный метод истребления людей медленной, мучительной смертью»{1365}. «Если бы мне кто-нибудь рассказал о нравах Иоканьги, то я бы ему не поверил. Но виденному собственными глазами нельзя не верить», – подтверждал Б. Соколов{1366}. По его данным, «из 1200 арестантов 23 были расстреляны за предполагавшийся побег и непослушание, 310 умерли от цинги и тифа, и только около 100 через три месяца заключения остались более или менее здоровыми. Остальных, я их видел, иоканьгская каторга превратила полуживых людей. Все они были в сильнейшей степени больны цингой, с почерневшими, раздутыми руками и ногами, множество туберкулезных и, как массовое явление, – потеря зубов. Это были не люди, а жалкие подобия их. Они не могли передвигаться без посторонней помощи…»{1367} Сойти на берег в Мурманске после освобождения края от белых смогли только 127 мучеников Иоканьги{1368}.

В центре Архангельска в губернской тюрьме условия были не намного лучше. По свидетельству начальника канцелярии генерал-губернатора подп. Драшусова: «При осмотре тюрьмы майор Картер был поражен тем весьма тяжелым положением, в котором находятся в тюрьме больные арестанты. Теснота помещения, отсутствие вентиляции, отсутствие ухода за тяжелобольными и крайний недостаток необходимых лекарств, несомненно, являются для большинства больных арестантов в тюрьме условиями убийственными, притом крайне мучительными…»{1369}

Что касается знаменитого Соловецкого лагеря, то он стал использоваться для содержания заключенных с постановления того же «белого» правительства Северной области от 3 февраля 1919 г.: «Местом высылки назначается Соловецкий монастырь или один из островов Соловецкой группы, где возможно поселение высылаемых»{1370}.

Как же обстояли дела у Верховного правителя России в Сибири? По данным Главного управления местами заключения, эпидемия тифа охватила 43 из 78 тюрем. Особое совещание по вопросу о причинах распространения эпидемии в Троицкой уездной тюрьме приходило к выводу: «Главными причинами заболевания были: переполнение тюрьмы заключенными, плохие санитарные условия… вследствие ветхости, сырости самого тюремного здания, отсутствие топлива, белья, постельных принадлежностей и одежды…»{1371} Моботдел отвечавший за состояние лагерей сообщал в июне 1919 г.: «помещения лагерей оказались переполненными и скученность пленных дошла до крайних пределов, что способствовало развитию эпидемии тифа, а в данное время с наступлением жаркой погоды неизбежны и другие эпидемические заболевания, как-то холера, брюшной тиф, дизентерия и проч.». В сентябрьском докладе моботдела указывалось, что главной причиной страданий заключенных стал «холод, в результате давший очень большой процент смертности в некоторых лагерях»… наступающая зима «унесет в могилу… не одну сотню жизней»{1372}.