Гражданская война в России. За правду до смерти

Что такое абсолютная монархия, как не феодальная форма диктатуры, опирающаяся на религиозный догматизм, невежество и аристократию? Но даже здесь А. Герцен в середине ХIХ в. выделял: «Русское императорство… это военная и гражданская диктатура, гораздо больше схожая с римским цезаризмом, чем с феодальной монархией…»{1483} И к ХХ в. Россия подходила именно с этим традиционным для нее опытом развития. Не потому ли Н. Бердяев писал, что: «По русскому духовному складу революция могла быть только тоталитарной. Все русские идеологи были всегда тоталитарными, теократическими…»{1484}

Призрак демократии

Что касается России, то ищущие подлинную истину могут убедиться в том, до какой степени страшна господствующая там антидемократическая тирания и до чего ужасны совершающиеся там социальные и экономические процессы, грозящие вырождением. Единственным надежным основанием для государства является правительство, свободно выбранное миллионными народными массами. Чем шире охват масс выборами, тем лучше. Отклоняться от этого принципа было бы гибельно.

У. Черчилль, декабрь 1918 г.{1485}

Первая русская революция 1905 г. поколебала вековые устои русского самодержавия, оставляя ему только два пути, о которых С. Витте докладывал Николаю II: «при настоящих обстоятельствах могут быть два исхода, или диктатура, или конституция»{1486}. Проект манифеста Витте о введении конституции категорически поддержал вл. князь Николай Николаевич мотивировавший свое решение «невозможностью, за недостатком войск, прибегнуть к военной диктатуре»{1487}. Но «конституция» Витте продержалась менее двух лет. «Переворот» П. Столыпина 1907 г. «урезал демократию» и фактически установил «полудиктатуру». Для этого он объединил в своем лице посты премьер-министра и министра внутренних дел. Войска для подавления крестьянских беспорядков были возвращены из Маньчжурии и размещены в европейской части страны. Витте, указывая на диктаторские полномочия Столыпина, назвал его конституцию – «quasi-конституцей, а, в сущности, скорее – самодержавием наизнанку, т. е. не монарха, а премьера»{1488}. М. Вебер назвал новый политический строй России «псевдоконституционализмом»{1489}.

Однако с началом Первой Мировой и этого оказалось недостаточно. Первые результаты стали видны уже в начале мая 1916 г., когда на вопрос Председателя Государственной Думы М. Родзянко: «Скажите… что Вам недостает в России», представитель французского Правительства министр Тома отвечал: «Нам недостает сильной центральной Русской власти, так как… Россия должна быть морально очень крепкой, чтобы переносить в критические минуты, которые мы сейчас переживаем, то состояние тихой анархии, которое царит в Вашей стране и прямо бросается в глаза»{1490}. Паралич власти прогрессировал. «Ведь только “видимость правительства” заседает у нас в Мариинском дворце», – восклицал начальник ГАУ ген. А. Маниковский осенью 1916 г.