Гражданская война в России. За правду до смерти

В апреле 1917 г. накануне организации коалиционного правительства лидер российских либералов П. Милюков вновь попытается вернуться к идее диктатуры{1497}, но левые опять «не позволят» ему даже предложить этот вариант. Ген. В. Воейков по этому поводу замечал: «По-видимому, временному комитету Государственной Думы не удалось организоваться настолько, чтобы, по выражению Милюкова, быть в состоянии «загнать в стойла чернь, расчистившую Временному правительству дорогу к власти»{1498}. Один из свершителей февральского переворота В. Шульгин оправдывался: «пулеметов у нас не было… Величайшей ошибкой, непоправимой глупостью всех нас было то, что мы не обеспечили себе никакой реальной силы. Если бы у нас был хоть один полк, на который мы могли бы твердо опереться, и один решительный генерал – дело могло бы обернуться иначе. Но у нас ни полка, ни генерала не было… И более того – не могло быть… В то время в Петрограде “верной” воинской части уже – или еще – не существовало…»{1499}

Шульгин, столкнувшись с разбуженной «стихией», буквально впадал в отчаяние: «Да, под прикрытием ее (монархии) штыков мы красноречиво угрожали власти, которая нас же охраняла… Но говорить со штыками лицом к лицу… Да еще с взбунтовавшимися штыками… Нет, на это мы были неспособны. Беспомощные – мы даже не знали, как к этому приступить… Как заставить себе повиноваться? Кого? Против кого? И во имя чего?… Я убежден, что если бы сам Корнилов был членом Государственной думы, ему это не пришло бы в голову. Впрочем, нечто в этом роде пришло в голову через несколько дней члену Государственной думы казаку Караулову. Он задумал “арестовать всех” и объявить себя диктатором. Но когда он повел такие речи в одном наиболее “надежном полку”, он увидел, что если он не перестанет, то ему самому несдобровать… Такой же прием ожидал каждого из нас… Кому мог приказать Милюков? Своим “кадетам”? Это народ не винтовочный…»{1500}

Оказавшийся неспособным справиться с бременем власти, первый либерально-буржуазный кабинет Временного правительства, уходя в отставку 25 апреля, оставил политическое завещание, которое гласило: «трудности только множатся и внушают серьезные опасения за будущее… строительство новых социальных устоев, укрепляющих основы нового общественного порядка в стране… далеко отстает от процесса распада, вызванного крушением старого государственного режима. В таких обстоятельствах и ввиду отказа правительства вернуться к старым методам административного давления и другим неестественным способам повышения престижа власти тяжесть возложенной на Временное правительство задачи стала невыносимой… Перед Россией встает страшный призрак междоусобной войны и анархии несущий гибель свободы»{1501}.

Верховный главнокомандующий Русской армии М. Алексеев 20 (7) мая при открытии офицерского съезда в Ставке буквально молил: «Где та сильная Власть, о которой горюет все государство? Где та мощная Власть, которая заставила бы каждого гражданина нести честно долг перед Родиной?»{1502} В мае французский посол М. Палеолог в отчаянии восклицал: «Русская революция может быть только разрушительной и опустошительной, потому что первое усилие всякой революции направлено на то, что бы освободить народные инстинкты: инстинкты русского народа по существу анархичны… Пусть русская революция примет какое угодно знамя, хотя бы даже черное, только бы это была эмблема силы и порядка…

Последний раз оглядываюсь назад, я повторяю пророчество, которое… юродивый произносит в конце “Бориса Годунова”: “Плачь, святая Россия, плачь. Ты погружаешься во тьму… Ты скоро умрешь”»{1503}.