Пример практического осуществления диктатуры давали первые шагов добровольцев в занятом ими Сочинском округе: началось с того, что «все демократические организации – городская дума, земский комитет, профессиональные рабочие союзы – были распущены, а не успевшие вовремя скрыться члены этих организаций арестованы по обвинению в государственной измене… Все управление округом перешло к военным властям, которым были подчинены начальник округа и участковые пристава, на каковые должности были назначены опытные чины прежней жандармерии и полиции»
{1610}.На Севере России военную диктатуру возглавил генерал Е. Миллер. Правда при этом «Северная Область считалась Республикой Демократической, – однако, как вспоминал член правительства эсер Б. Соколов, – это обстоятельство, впрочем, не помешало превалировать в ней власти военной над гражданской, что с полным правом могло именоваться диктатурой военной
»{1611}. «Процесс кристаллизации твердой военной власти, который имел место на Севере – отвечал желаниям англичан и находил в них во всех тяжелых случаях поддержку и одобрение…, – отмечал Б. Соколов, – Победы на фронте еще больше укрепили военную диктатуру, сведя совершенно на нет гражданскую власть»{1612}.
«У нас военная диктатура и военный диктатор
, который готов допустить совещательный орган при своей персоне, но не больше…, – при этом лидер северных эсеров добавлял, – Но мы не хотим мешать генералу Миллеру защищать Область и будем помогать там, где можем»{1613}.
А. Колчак взял на себя диктаторские полномочия в результате переворота 18 ноября 1918 г. В своем письме Деникину адмирал оправдывал произошедшее тем, что «здравый государственный смысл сибирского правительства признал невозможным существование социалистической партийной директории и остановился на военной диктатуре и единоличной военной власти, как единственной форме правления в настоящее время
»{1614}. Деникин ответил, что он «отнесся с большим удовлетворением и полным признанием к факту замены Директории единоличной властью адмирала Колчака»{1615}.
Приказ Деникина о признании Верховной власти Колчака объяснял необходимость этого шага тем, что: «наряду с боевыми успехами в глубоком тылу зреет предательство на почве личных честолюбий… Спасение Родины заключается в единой верховной власти…»
{1616}. Колчак пояснял, о чем идет речь: «Основная причина, почему нам так трудно было создавать вооруженную силу, – это всеобщая распущенность офицерства и солдат, которые потеряли, в сущности говоря, всякую меру понятия о чести, о долге, о каких бы то ни было обязательствах. Никто не желал ни с кем решительно считаться – каждый считался со своим мнением. То же самое было и в обществе. Например, в Харбине я не встречал двух людей, которые бы хорошо высказывались друг о друге… Это была атмосфера такого глубокого развала, что создавать что-нибудь было невозможно»{1617}.