Гражданская война в России. За правду до смерти

Митрополит Вениамин признавал: «можно не соглашаться с большевиками и бороться против них, но нельзя отказать им в колоссальном размере идей политико-экономического и социального характера. Правда, они готовились к этому десятилетия. А что же мы все (и я, конечно, в том числе), могли противопоставить им со своей стороны? Старые привычки? Реставрацию изжитого петербургского периода русской истории и восстановление «священной собственности», Учредительное собрание или Земский собор, который каким-то чудом все разъяснит и устроит? Нет, мы были глубоко бедны идейно. И как же при такой серости мы могли надеяться на какой-то подвиг масс, который мог бы увлечь их за нами? Чем? Я думаю, что здесь лежала одна из главных причин поражения нашего белого движения: в его безыдейности! В нашей бездумности!»{1683}

«Сомнительные авантюристы, терзающие Россию при поддержке западных держав, – Деникин, Колчак, Врангель и прочие – не руководствуются никакими принципиальными соображениями и не могут предложить какой-либо прочной, заслуживающей доверия основы для сплочения народа. По существу, это просто бандиты», – приходил к выводу Г. Уэллс {1684}. Лидер российских либералов П. Милюков запоздало, в сентябре 1921 г., признает: «После Крымской катастрофы (войск Врангеля), когда с несомненностью для меня выяснилось, что даже военное освобождение (от власти большевиков) невозможно, ибо оказалось, что Россия не может быть освобождена вопреки воле народа». Б. Савинков был более четок в определениях: «Правда в том, что не большевики, а русский народ выбросил нас за границу, что (мы) боролись не против большевиков, а против народа…»{1685}.

Уже из эмиграции, ряд видных генералов и офицеров Белых армий[64] напишут: «мы признаем в качестве Российского правительства нынешнее Правительство РСФСР и готовы перейти на службу в РККА. Мы все даем обещание быть лояльными гражданами Советской Республики и честными солдатами ее революционной армии. Гражданская война и годы эмиграции наглядно показали, что идеологий белого движения потерпела полное крушение, потому, что по существу своему являлась глубоко антигосударственной и противонародной… Зародившееся под лозунгом спасения отечества белое движение уже давно является ярко выраженным движением против России…»{1686}.

«Только диктатура могла остановить процесс окончательного разложения и торжества хаоса и анархии.

Нужно было взбунтовавшимся массам дать лозунги, во имя которых эти массы согласились бы организоваться и дисциплинироваться, нужны были заражающие символы… Только большевизм оказался способным овладеть положением, – признавал Н. Бердяeв, – только он соответствовал массовым инстинктам и реальным отношениям»{1687}. Эти же мысли находили отражение в словах Г. Уэллса: Советское правительство «это – единственное правительство возможное в России в настоящее время. Оно воплощает в себе единственную идею, оставшуюся в России, единственное, что ее сплачивает»{1688}.

«В действительности же Советская власть при всех ее дефектах – максимум власти, могущей быть в России, переживающей кризис революции, – констатировал в итоге А. Бобрищев-Пушкин, – Другой власти быть не может – никто ни с чем не справится, все перегрызутся… Одна Советская власть, против которой была всемирная коалиция, белые армии, занявшие три четверти русской территории, внутренняя разруха, голод, холод и увлекавшая Россию в анархию сила центробежной инерции, сумела победить все эти исторически беспримерные затруднения»{1689}.

* * *