Гребень Матильды

– Смирней да работящей только жинка моя Настасья. Вот уж точно не похаю. А хата моя, даром что два раза жгли, стоит крепче некуда. Поживем! Видишь плащ военный на мне? Немецкий, с мировой еще! Думаешь, где взял? На базаре купил. Часы с кукушкой и козу продал. Да куда их, солить, что ли! И без часов по солнышку встаем! А коза старая, от нее проку никакого! Зато теперь я гоголем ходить стану! В любую погоду ездить и не болеть. А? Каков я! Два года ничего из одежи купить не мог. А теперь опять прибарахлиться можно. И Настасье моей теплое пальто выторговал у бабы одной. Везу вот и думаю: нальет рюмочку за обновку или нет?

И запел во все горло:

Ой, студеная водица,
Ах, как хочется напиться!

Слушая, Анна невольно улыбалась. Голодно и холодно живут, поди, а он радуется. Позавидовать можно Настасье. С таким мужем любые трудности по плечу.

Подождав, когда мужичок допоет свою оду радости, она поинтересовалась, давно ли он живет в Стрельне.

– Да с самого рождения, голубка!

– А про дачу балерины известной знаете?

– Про Матильдину, что ли? Тю! Так я там сколько работал! На грибной ферме! По триста штук белых за раз собирали в лучшие годы!

И пошел интересный разговор, только успевай вопросы подкидывать. Пока ехали, она успела узнать много полезного. Главное – на территории дачи существовало множество всяческих механизмов и сооружений, придуманных «любовником ейным Сергеем Батьковичем» – так ездок называл великого князя Сергея Михайловича Романова.

Мужичок сам явно тяготел ко всяким мудреным инженерным «штукам» – рассказывал о них с восхищением и даже с подробностями. Особенно хвалил попутчик «електричество», какого не было ни у кого в округе.

– Оно не только дом и сад освещало. У нас на грибной ферме на електрической тяге механизмы работали. Фонтан, слышь, и тот свой мотор имел. А кроме того, причуды всякие.

– Это какие же?

– Ну как тебе объяснить, – задумался мужичонка. – То внутрь уйдет, то крутиться начнет. И вокруг все тоже крутится. Поняла?

– Нет.

– Не просто фонтан да и кончено дело! Внутри несколько механизмов, чтобы публику веселить. Сам Сергей Батькович им занимался. Хотел, значит, Малю свою порадовать. Звал он ее так – Маля. На праздники, бывало, усядется в саду оркестр играть, так фонтан струи под музыку выкидывает. Подробнее не расскажу. Я хоть и любопытствую насчет механики всякой и даже не раз видел, как електрические штуки устанавливают, но про фонтан многого сам не понимаю. Батькович, он к фонтану лишних не допускал. А зевак так и вовсе гнать велел. Оно и понятно: работа тонкая, инженерная, какой неумеха сунется, все дело разом погубить может. Феликсовна очень фонтан любила. Часто видел ее на скамеечке рядом, когда работал. Сидела, любовалась.

– А Феликсовна – это Матильда Кшесинская?

– Она самая.

Анна посмотрела лукаво:

– Признавайтесь, небось влюблены в нее были?

Мужичонка так и покатился со смеху.

– Ну скажешь тоже! Влюблен! Где она и где мы! Нет, не был. Настасью свою ни с кем не сравню. Она мне Богом данная. А любоваться – любовался. Не скрою. Батьковича только жалко. Он ее любил больше жизни, а она другого выбрала. Молодого. С ним жила. Но и Батьковича привечала по-прежнему. С ним и последний раз приезжала.

Анна насторожилась.

– А когда ж это было?

– Так в семнадцатом. Наш с Настасьей сынок старший тогда в охране служил. Тут, в имении. Я еду ему носил. Вот он и рассказал, что они с Батьковичем приезжали хоронить Джиби.

– Джиби?

– Ну да, фоксик любимый у Феликсовны был.

– Она не жила на даче?

– Не жила. Тут уже новая власть обосновалась.

– Так зачем собаку тут хоронить?

– Ну как… Не знаю. Сын рассказывал: плакала, говорила, что тут у Джиби самое любимое место было.

– И что охрана? Разрешила?

– Ну а чего ж нет. Не люди, что ли? Феликсовна никого из местных не обижала, а в охране почти все тутошние были.

– А где могила?

– Вот этого не знаю. Не спрашивал, да и что толку? Сколь годов прошло! Людские могилы все стерлись, чего уж про собачью говорить.

Мужичок пригорюнился, но лишь на минуту, а потом вдруг сказал:

– Бог прибрал нашего сыночка в том же году. Погиб на фронте. Мы с Настасьей так думаем, что умер он не задаром. Новую жизнь защищать нужно, так кому ж, как не молодым и здоровым. Мы с Настасьей так решили – на судьбу не сетовать, потому как нет в том никакого смысла. Как думаешь?

– Думаю, что так и есть. Нет смысла сетовать, – согласилась она, вглядываясь в побитое жизнью лицо попутчика.

В сетке глубоких морщин ярко голубели глаза, а улыбка была такой простодушной, что у нее защемило сердце. Чем-то этот незнакомый человек напоминал тятеньку Афанасия Силыча. Тот тоже никогда на судьбу не сетовал. Просто честно делал свое дело.

Теперь и она должна сделать свое.

– Скажите, а про клад вы ничего не слышали? Который будто бы Матильда зарыла.

– Слышал, как же. И видел.

– Что? – затаив дыхание, спросила она.

– Как искали его. Два года назад чуть ли не целая рота солдат приезжала. И в доме искали, и везде. В прошлом году тоже комиссия была. Мандат имела. Потом стихло все.

– Значит, не нашли клада?