Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии

Теперь надо было позаботиться о том, чтобы закрыть рот оппозиции в Афинах. На этот раз за дело взялись умнее и первый удар направили против Филократа, который пер­вым подписал свое имя под договором о мире. Привлечен­ный к суду Гиперидом по обвинению в государственной из­мене и понимая, что при данном положении дел его неми­нуемо ждет осуждение, он не стал дожидаться приговора и отправился в добровольное изгнание, после чего заочно был приговорен к смерти (343 г.). Теперь Демосфен счел свое­временным возобновить обвинение против Эсхина, которое он два года назад, после своего поражения в процессе Тимарха, оставил, не доведя до конца. Он заявил, что Эсхин, будучи подкуплен Филиппом, своим поведением во время второго посольства погубил Керсоблепта и фокейцев и, сле­довательно, повинен во всех бедствиях, какие мир навлек на Афины; ввиду этого обвинитель требовал, чтобы Эсхин был присужден к смерти или по крайней мере к лишению почет­ных гражданских прав. Правда, обвинение было очень скуд­но обосновано. Демосфен не может привести ни малейшего факта в доказательство того, что Эсхин был подкуплен Фи­липпом, да и другие пункты обвинения совершенно голо­словны. В самом деле, послам было дано прежде всего чисто формальное полномочие принять от Филиппа присягу на верность уже заключенному миру; в условиях мира уже ни­чего нельзя было изменить, а как мы знаем, Керсоблепт не был включен в мир и Филипп категорически заявил, что он и фокейцев не признает союзниками Афин в том смысле, как этот термин понимался в договоре. Далее, Керсоблепт капи­тулировал в Гиерон-Оросе спустя четыре дня после того, как мир был заключен в Афинах, и еще раньше, чем послы вы­ехали в Пеллу. Что же касается Фокиды, то уже во время заключения мира вся Греция знала, что Филипп готовится к походу в Дельфы; значит, афиняне знали об этом гораздо раньше, чем вернулись их послы. Притом, Афины только сейчас заключили союз с Филиппом, следовательно, Эсхина невозможно было упрекать за то, что он старался установить возможно более дружественные отношения с царем. А если из всех выгод, какие Эсхин в своем докладе сулил народу, не осуществилась ни одна, то вина в этом падала, разумеется, не на послов, а на тех людей, которые в решительную мину­ту помешали Афинам рука об руку с Филиппом принять участие в фокейской экспедиции. Вопрос был только в том, насколько все эти обстоятельства повлияют на приговор афинских присяжных, так как осуждение Филократа явля­лось грозным прецедентом и Демосфен был опасным про­тивником. Его речь — совершеннейший образец сикофантского искусства; она мастерски рассчитана на то, чтобы воз­будить страсти народной массы, а слабость юридической аргументации тщательно замаскирована в ней. Но и на этот раз Демосфен не достиг своей цели. Защита Эсхина по рито­рическому совершенству не уступала речи обвинителя, и скромный язык истины произвел глубокое впечатление на присяжных. Еще более подействовало, может быть, то об­стоятельство, что некоторые лица, пользовавшиеся крупным влиянием и безупречной репутацией, как Эвбул и стратег Фокион, выступили на суде в качестве защитников обвиняе­мого, и особенно то, что сами фокейцы, которых будто бы предал Эсхин, свидетельствовали в его пользу и что между ними не нашлось ни одного, который согласился бы под­держать Демосфена. Таким образом, Эсхин был оправдан, хотя и малым большинством голосов.

Около того времени, когда в Афинах разбирались эти процессы, Филиппу удалось подчинить своему влиянию значительную часть Эвбеи. В Эретрии с помощью македон­ских войск была свергнута демократия и установлен олигар­хический режим, во главе которого стал Клитарх, игравший пять лет назад видную роль в восстании против Афин. Такой же переворот произошел в Орее; город был занят Парменионом по соглашению с олигархической партией, вождь кото­рой, Филистид, и стал во главе правления. Однако попытки царя приобрести и Халкиду оказались безуспешными; хал­кидцы стремились к тому, чтобы соединить все эвбейские общины в одно союзное государство и тем спасти их от опасности стать игрушкою в руках соседних держав. Так как Филипп не соглашался поддержать этот план, то халкидцы обратились в Афины, где Демосфен стал горячо поддержи­вать их предложение; действительно, ему удалось склонить своих сограждан к отказу от их старых притязаний на гос­подство над Эвбеей и добиться заключения равноправного союза с Халкидою. Даже к Мегаре Филипп протянул свою руку. Здесь Птоодор, самый богатый и наиболее влиятель­ный из граждан города, надеялся с помощью царя захватить власть; но предприятие не удалось и повело лишь к тому, что Мегара вступила в союз с Афинами (343 г.).