Замужество Антиопы – нехарактерная перемена образа жизни для амазонки. Естественной моделью было проживание женщин-воительниц отдельно от мужчин, за исключением периода совокуплений ради деторождения. Интересно, что для женщин, не относившихся к обществу амазонок, но в чем-то на них похожих, идея независимости от мужчин могла проявляться в своей крайней форме – девственности. Классический пример – Камилла, дева-воительница, которая повела свой женский кавалерийский отряд в битву против Энея, как описано в «Энеиде» Вергилия[171]. Она не была амазонкой ни по рождению, ни по месту жительства, а относилась к племени вольсков, обитавшему в Центральной Италии. Но она походила на амазонку, как и ее соратницы: Ларина, Тулла и вооруженная топором Тарпея[172]. Наравне с подлинными амазонками Камилла прекрасно держалась в седле, владела луком, копьем и топором, несущими смерть. Напоминали об амазонках и ее груди: одна из них всегда оставалась на виду, когда Камилла скакала на лошади. Именно под эту грудь вошло смертоносное копье Аррунта, этрусского союзника Энея. Вполне закономерно, что божество, имевшее много общего с амазонками, – дева-лучница Диана (у греков – Артемида) – отомстило за Камиллу, поручив одной из своих верных нимф застрелить Аррунта из лука. Хотя образ жизни Камиллы исключал сексуальные отношения с мужчинами, последние вовсе не находили ее малопривлекательной. Когда она скакала мимо, говорит Вергилий, молодые мужчины выбегали из своих домов и с полей, восхищенные ее гладкими плечами, развевающимися волосами, ее колчаном и копьем[173].
Во многих мифах о боевых действиях амазонок женщины-воины изображены отражающими внешнюю угрозу или (как в случае с захватом Трои) помогающими в этом своим союзникам. Камилла тоже помогла коренным италийцам отбиться от захватчиков. Однако воинственность амазонок не ограничивалась обороной. Как указывает Диодор, «сплотившееся воедино племя амазонок было столь воинственным, что не только опустошило набегами соседние земли, но и покорило б
В греческой мифологии едва ли существуют более яркие примеры идеологического толка, чем этот. Мы упомянули о нападении на Грецию, хотя в действительности подразумевается нападение на Афины, которое афиняне героически отразили. С начала V века до н. э. это воображаемое событие занимало почетное место в патриотическом представлении афинян о себе. Многочисленные рассказчики мифов превозносили этот пример воинской доблести как первый в череде славных побед, предшествующий звездной роли афинян в последующем – несомненно, историческом – событии: победе над персами, напавшими на Грецию в начале V века до н. э.[176] Уже поэт Пиндар и драматург Эсхил знали о вторжении амазонок, но за деталями нам следует обратиться к «Жизни Тесея» Плутарха[177]. Мотивом для наступления, сообщает Плутарх, стала месть за похищение Тесеем Антиопы (или Ипполиты). Разные источники дают разную информацию о пути амазонок в Грецию, но в результате они прибыли в Афины и захватили два скромных с топографической точки зрения холма – Ареопаг и Пникс, – с которых могли угрожать расположенному выше афинскому Акрополю. Война оказалась затяжной и ожесточенной, и исход ее балансировал на лезвии ножа. Некоторые говорят, что после трех месяцев боев был заключен договор. Правда, все рассказчики сходятся на том, что в итоге амазонок прогнали. На многих «Амазономахиях» в изобразительном искусстве явно видно равенство между греками и амазонками – если мы захотим понять, кто берет верх в изображенной схватке. Однако отдельные патриотически настроенные проафинские письменные источники менее беспристрастны. В своем «Надгробном слове», составленном во славу афинян, погибших в минувшей войне, оратор Лисий (ок. 445–380 гг. до н. э.) недвусмысленно утверждает, что женщины получили по заслугам.