В общих чертах мотивационная основа Подвигов описана уже в «Илиаде», в истории рождения Геракла от союза Зевса со смертной женщиной Алкменой[342]. Гера пришла в ярость от этого последнего эпизода неверности в длинном списке измен Зевса и решила отыграться при помощи хитрости. Когда настал час родов, Зевс похвастал, что ребенок, который вот-вот явится на свет, – «один из той породы людей, в ком течет моя собственная кровь» – будет править всеми, кто его окружает[343]. Гера потребовала от супруга скрепить сказанное клятвой, а сама убедила богиню деторождения Илифию замедлить разрешение от бремени Алкмены и одновременно побудить к преждевременным родам другую будущую мать, Никиппу. Ребенок, которого родила Никиппа, был Эврисфеем, правнуком Зевса, – следовательно, одним из той породы людей, в которых течет «собственная кровь» Зевса. Связанному клятвой Зевсу оставалось безучастно взирать на то, как его сын от Алкмены – названный по иронии судьбы Гераклом (что означает «слава Геры») – обязан выполнять распоряжения Эврисфея, который и вправду, несмотря на свою бесхарактерность, «правит всеми, кто его окружает» в роли царя всей Арголиды, включая Микены и Тиринф.
Что касается конкретного повода для совершения Подвигов, то некоторые сказители мифов называли их обязательным условием для получения героем статуса бога в знак признания тех благ, что он даровал человечеству, побеждая монстров и делая другие полезные вещи[344]. Согласно более скептической точке зрения, Подвиги – это акт религиозного искупления Гераклом убийства его собственных детей и жены Мегары[345]. Более своеобразна версия, представленная Еврипидом в его блистательной, но отчасти недооцененной трагедии «Геракл» (или «Геракл в безумии»). В начале пьесы Мегара, три ее маленьких сына и отец Геракла Амфитрион молятся на алтаре Зевса в Фивах. Терроризируемые местным царем Ликом («волком»), они боятся за свои жизни. Геракл далеко – он совершает Подвиг, исполняя сыновний долг (весьма оригинальная мотивация). Случайно убив своего дядю Электриона, Амфитрион вынужден бежать из родного Аргоса. Эврисфей разрешает ему вернуться из изгнания лишь при одном условии: если Геракл успешно пройдет через все испытания. По мере развития действия Геракл с триумфом возвращается с последнего задания и спасает семью. Но далее следует катастрофический поворот судьбы: богиня Лисса, которую подстрекала злопамятная Гера, насылает на него безумие. Введенный в заблуждение Геракл воспринимает собственных сыновей как детей Эврисфея и убивает их вместе с матерью; он готовится убить и своего отца, однако Афина вмешивается, бросив в него камень.
Рассматривая Подвиги не как кульминацию жизни Геракла, а как прелюдию к эпизоду с наивысшим эмоциональным накалом, Еврипид опровергает мысль о том, что «исполненный долг заслуживает великой награды». Подлинный посыл (жестокий, но правдивый) таков: «Даже в зените человеческой славы удача хрупка, словно папирус». Однако проблеск надежды есть. По мере того как трагедия близится к завершению, товарищ Геракла Тесей убеждает его отречься от мыслей о самоубийстве, а вместо этого смириться с тяготами своей судьбы и мужественно идти в будущее. Эта эмоциональная сцена демонстрирует силу дружбы перед лицом всякой катастрофы, какую боги способны обрушить на человечество.
Единственное, с чем согласились все сказители мифов, – это то, что именно слабый Эврисфей отправил Геракла выполнять, казалось бы, невыполнимые задачи. Схожая линия присутствует во многих других мифах, где героя отсылают на задание, с которого – по крайней мере, на это горячо надеется отсылающий – вернуться живым невозможно. Классические примеры – Беллерофонт (отправленный царем Иобатом на схватку с ужасной Химерой) и Ясон (которому Ээт приказал вспахать поле с помощью огнедышащих быков). Есть здесь перекличка и со сказаниями о Персее и Медузе, а также о Тесее и Минотавре, хотя в этих двух случаях герои сами вызвались совершить подвиги, не по чьему-то поручению. Однако предание о могучем Геракле, состоящем на побегушках у слабого Эврисфея, в большей степени, чем любая из этих в чем-то схожих историй, иллюстрирует одну из ключевых особенностей мифов о Геракле: парадоксальность.
Даже если разные источники традиционно насчитывают именно двенадцать Подвигов, не все из них едины во мнении относительно их порядка. Последовательность, представленная здесь, соответствует той, что записана, например, Аполлодором (другие сказители мифов – вроде Диодора Сицилийского – несколько меняют порядок).