Поимка самки оленя кажется на первый взгляд детской забавой – по сравнению с первыми двумя Подвигами. Однако охота на нее заставила Геракла отправиться в более длительный поход, поскольку животное обитало примерно в восьмидесяти километрах к северо-западу от Аргоса. Лань, правда, не являлась жестокой убийцей. Худшее, что можно сказать о ней, – и об этом упоминает Еврипид, – так это то, что она представляла угрозу для земледельцев[351]. Но и не будучи чудовищем, лань, несомненно, имела особенность: у нее были рога (которых нет у настоящих самок оленей), да к тому же
Геракл приносит Эриманфского вепря Эврисфею. Аттическая амфора. 540–530 гг. до н. э.
The British Museum, London. Photo The Trustees of the British Museum.
Гора Эриманф находится на севере Пелопоннеса, в нескольких километрах к юго-западу от места обитания Керинейской лани. Вепрь, что жил там, в отличие от некоторых откровенно монструозных противников Геракла, выглядел более чем правдоподобно: при всей своей свирепости он принадлежал к естественному биологическому виду. Мифические охоты на вепрей были способом продемонстрировать аристократическую удаль. Два наиболее известных примера – Калидонская охота, в которой участвовали многие великие герои поколения, предшествовавшего Троянской войне, а также охота в лесах близ горы Парнас, описанная в девятнадцатой книге «Одиссеи» (тогда вепрь боднул Одиссея в ногу, а после тот насмерть пронзил животное копьем). Обе эти охоты были делом коллективным. Поймать зверя в одиночку – задача куда более трудная, однако именно это Эврисфей и поручил Гераклу. Сказители мало внимания уделили непосредственно поимке вепря, хотя Аполлодор уточняет, что Геракл загнал зверя в снега, дабы замедлить его бег и потом набросить на него петлю[354]. Гораздо сильнее рассказчиков интересовало продолжение этой истории. Убить животное в его среде обитания – задача не такая уж сложная по сравнению с той, что стояла перед Гераклом: ему требовалось доставить вепря в Микены живым (символический акт одомашнивания). Геракл справился и с этим, в завершение своего Подвига продемонстрировав вепря незадачливому Эврисфею, который снова спрятался в сосуде для хранения продуктов. Греческие вазописцы неутомимо изображали эту комичную сцену.
Для совершения пятого Подвига Геракл остался на Пелопоннесе. На этот раз ему пришлось отправиться в Элиду, которой правил царь Авгий. В кои-то веки не понадобилось ни убивать зверя, ни вступать в схватку: вопрос касался гигиены. Эврисфей велел Гераклу убрать в течение одного дня колоссальное количество навоза из конюшен, в которых Авгий держал свои многочисленные стада. Вместо того чтобы применить грубую силу, Геракл положился на смекалку: он отвел в выкопанный канал воды ближайшей реки (согласно некоторым источникам – двух рек), чтобы те смыли все нечистоты. Этот эпизод, уже около 460 года до н. э. изображенный на метопе храма Зевса в Олимпии (величайшее святилище находилось в Элиде, так что миф был местным), оставил мало возможностей художникам, однако открыл много простора для писателей. Диодор интерпретировал это деяние упрощенно:
Конечно, можно лишь подивиться выдумке Геракла: ведь он выполнил оскорбительное повеление, не допустив ничего не достойного своего бессмертия[355], [356].