В результате встречи в Меконе людей и богов невольно выиграли люди, так как решение Зевса непреложно и его выбор был окончательным. Отныне люди стали в честь богов сжигать кости, покрытые жиром. Боги, таким образом, довольствовались ароматным дымом, поднимавшимся к небу. Люди же съедали мясо, посыпанное солью, священной ячменной мукой и хорошо поджаренное на огне, знаменуя этим свою причастность к божественной трапезе и подтверждая жертвоприношением договор двух миров — человеческого и божественного.
Разгневанный Зевс должен был неминуемо наслать кару на Прометея и на людей. Поскольку за Прометеем числился первый (или, по Геосиду, второй) обман — похищение огня, то Зевс покарал Прометея, предписав Гефесту приковать его к скалам Кавказа цепями с помощью Власти и Силы, Зевсовых прислужников.
Не забудем, что Прометей, несмотря на безвыходное положение, был тоже вооружен против Зевса, храня в сердце тайну о будущей судьбе последнего. Поэтому Зевс старался уговорить Прометея выдать ему тайну в обмен на свободу, но Прометей был непреклонен, несмотря на все уговоры. Ему оставалось в громах и молниях разгневанного Зевса быть низвергнутым в недра земли, чтобы потом снова появиться на свет, уже на новые Муки.
Ежедневно прилетавший к скале Прометея орел выклевывал в течение мириад лет (мириада — примерно 10 тысяч) его печень, выраставшую заново каждую ночь. А так как Прометей — бессмертный бог, он мог только мучиться, не достигая желанной ему смерти (Эсх. Пром.).
Соперничество с Зевсом, не то, физическое, на которое отваживались чудовищные порождения матери-Земли, а, можно сказать, интеллектуальное, стоило Прометею великих страданий то ли на Кавказе, то ли на краю земли, где стоит его брат Атлант.
Главное здесь то, что пройдут века, мир изменится, родится новое поколение героев, совершающих подвиги, но Прометею суждено тысячи лет висеть пригвожденным к скалам, оставаясь только свидетелем героических деяний (Аполл. Род. II 1248-1258) в жизни, где ему нет места, где он только поверженный соперник Зевса.
Прометей дождется своего освобождения именно в эти героические времена, хотя, к его досаде, опять-таки по воле Зевса. Но об этом в свое время.
А пока последовало наказание людей, принявших и огонь и выгодные им установления жертв благодаря хитрости Прометея.
Пандора послана богами в наказание людям
По решению Зевса Гефест, смешав землю с водой, вылепил подобие женщины как бы в насмешку над Прометеем, создавшим когда-то людей тоже из смеси земли и воды. Остальные боги всемерно украсили это искусное произведение рук Гефеста. Милые Хариты и Пейто — Убеждение надели на нее золотое ожерелье. Оры увенчали ее кудри весенними цветами. Афина застегнула пояс на серебристом платье, набросила тончайшее покрывало, возложила ей на голову золотой венец. Гермес же "вложил в грудь красавицы льстивые речи, обманы, хитрую душу" и назвал ее Пандорой (Одаренная всеми), поскольку каждый из богов одарил это подобие женщины на погибель людям. Затем Гермес отвел Пандору к недалекому Эпиметею, забывшему предупреждение своего брата не принимать такого дара. Пандора, ставшая супругой Эпиметея, оказалась на самом деле виновницей бед, обрушившихся на человека. Любопытная Пандора открыла сосуд, переданный ей богами, и оттуда разошлись по миру беды, болезни и страдания. Более того, по воле Зевса Пандора захлопнула крышку сосуда, оставив там Надежду. Оказалось, что люди лишились даже надежды на спасение от тысячи бедствий, которые отныне переполнили их жизнь (Гес. Труд. 69-105; Теог. 570-612). Та к свершилась воля Зевса.
В истории Пандоры греческое мифомышление не только осудило злую природу былой женской власти, не только представило женщину источником зла и соблазнов, но впервые показало несоответствие между внешней красотой тела и внутренним безобразием души.
Вся греческая культура пронизана идеей так называемой калокагатии, то есть гармонии прекрасного тела (греч. calos — прекрасный) и хорошей в нравственном отношении (греч. agathos — хороший) внутренней сущности человека. Но идеальная осуществленность этой калокагатии, примером чего было классическое искусство греков и о чем мечтали поэты и философы, не могла сохраниться в реальной жизни. Гесиод, живописуя прекрасную видом и злую душой Пандору, понял дисгармонию мифологического, а значит, и реального бытия и создал великолепный по своей жизненности символ.