– Я подавала документы в Беннингтон в Вермонте…
– Почему туда?
– Там прекрасный четырехлетний курс танца, не только балет или классика, но и современный танец.
– Ты говоришь это таким тоном, словно тебя постигла неудача. Почему?
– Так и есть, меня не приняли.
– Почему?
– Не хватает экзамена по математике.
– Зачем в колледже, где обучают танцам, математика?!
– Я тоже не знаю. Там обучают не только танцам, танец – просто один из предметов, а знание математики требуют хорошее.
– Тогда тебе не стоило и пытаться… Ты, как и я, в строгих дисциплинах не сильна. Куда дальше?
– Дядя, балерина из меня не выйдет, просто заниматься танцем родители не позволят, да и как? Как ты думаешь, а театральная актриса из меня получилась бы?
– Грейси, актерство – тяжелый труд. Прежде чем решиться выбрать такую профессию, которая, кстати, не в почете у твоего собственного отца, не забывай об этом, следует хорошо понять, действительно ли ты не можешь жить без лицедейства или это просто блажь?
– Я играю в «Старой школе».
– Я помню и считаю, что играешь достойно, искра Божья в тебе есть. Но этого мало, Грейси. Можно быть сколь угодно талантливым, даже гениальным актером, и быть при этом несчастным, потому что это ежедневный каторжный труд. Если ты не готова часами повторять одну и ту же фразу, добиваясь нужного звучания, не готова делать один и тот же жест, пока он не станет твоим, причем все это только для одной роли, не готова перевоплощаться каждый день, все время, долгие годы, то не стоит и начинать.
Театр затягивает, но, если человек не умеет работать кропотливо и упорно, никакой блеск сцены, никакой кураж не поможет. Чтобы вынести нечто серьезное на суд зрителей, нужно это «нечто» сначала создать многочисленными репетициями, прожить при создании собственным нутром, а потом много-много раз повторять все перед зрителями. Ты не будешь иметь права отказаться играть сегодня, потому что настроение не соответствует, потому что плохо себя чувствуешь, потому что уже надоел текст. Актер и актриса – рабы сцены, своих ролей и тех, кто приходит их смотреть и нанимает на работу.
Вот если тебя не страшит театральная галера, не ужасает необходимость каждый день полностью подчинять себя роли, если аплодисменты желательны, делают счастливой, но все же не главное, а сама возможность перевоплощения важнее, тогда рискуй. Но если ты выходишь на сцену из-за жажды славы и аплодисментов, лучше займись чем-то другим, а играть будешь в своих «Лицедеях…».
– Но разве плохо радоваться аплодисментам?
– Только если это не единственная радость для тебя на сцене. Скажи, тебе нравится перевоплощаться, потому что это приносит аплодисменты?
– Нет, хотя аплодисменты, конечно, нравятся. Но я люблю чувствовать себя другим человеком, я действительно перевоплощаюсь, проживаю чужую жизнь.
– Грейси, тебя просто не отпустят учиться актерскому мастерству. Это не в правилах твоих родителей. К тому же всем не до тебя. Или я не прав?
– Прав. Всем действительно не до меня.
– Как обычно…
– Нет, просто в этом году гонка у Келла, папа и мама переживают. Знаешь, я так боюсь за него! В прошлом году, когда Келл пришел вторым, всего лишь вторым, это ведь блестящий результат для дебютанта, папа его чуть не убил!
– Келли должны быть победителями или никем. Я не завидую Келлу, если он не привезет Кубок. Но, возможно, если Келл победит, это позволит тебе просить что-то необычное? Когда он отправляется?
– Мы плывем все вместе в конце июня. Гонка 5 июля.
– Ты же никуда после этого не успеешь, везде закончится прием документов! О чем думает твоя мать?!
– Сейчас мы все думаем о гонке Келла, о том, чтобы он выиграл. Остальное отошло на задний план. Я боюсь даже заикаться о том, что после гонки может быть поздно.
На мое, наше и свое счастье, Келл гонку выиграл!
Ликованию отца не было предела, он чувствовал себя победителем даже больше сына, у которого, мне кажется, сил не осталось даже, чтобы радоваться. Бедный Келл! Все его поздравляли, я тоже, но одновременно мне было жалко брата, отдавшего все силы, физические и моральные, этой гонке. А еще я не понимала, к чему он будет стремиться дальше.
Нет, меня никто об этом не спрашивал, да и Келла тоже. Он выполнил свою задачу – выиграл тот самый Кубок, который не смог в свое время выиграть папа, потому что его не допустили до участия в регате. И пока никто не думал, а что же дальше? Подозреваю, что Келл готов был бы бросить саму греблю, если хотя бы мысль об этом оказалась возможной.
Семья, и в первую очередь папа, упивалась победой Келла. Папа устроил ему торжественную процессию по Филадельфии. Ему? Нет, скорее себе, потому что рядом с замученным Келлом сидел с кубком в руках счастливый отец. Он имел право, потому что был тренером сына, именно воля отца толкала вперед Келла, это понимали все.
Мы тоже гордились Келлом. Он был героем, сумев воплотить в жизнь папину мечту.
– Теперь Олимпийские игры! Ты должен взять золото так же легко, как сделал это в Хенли!