Грейс Келли. Жизнь, рассказанная ею самой

Далеко не все выдерживали учебу у Мейснера. Подавляющее большинство слушателей покидали курс задолго до его окончания, некоторых он выпроваживал сам, без обиняков заявляя неудачнику, что из него не выйдет ничего путного, потому не стоит тратить ни время, ни усилия.

В кабинете мэтра висел плакат с цитатой из Гете:

«Как жаль, что сцена не такая узкая, как веревка канатоходца, чтобы на нее не посмели ступить бездарности».

Несколько месяцев внешне совершенно бессмысленных, бессодержательных диалогов только ради того, чтобы научиться чувствовать собственные движения души и партнера. Кажется, чего проще – говорить ни о чем, естественно реагируя на реплики друг друга, но когда начиналось это «действо», оказывалось, что многие зашорены куда сильней меня.

А ведь мне было особенно тяжело. Мейснер учил идти от собственных чувств, от движений своей души, раскрываться не только в словах, но прежде всего в интонации, в реакции на поведение и слова партнера. Это должно быть доведено до автоматизма, потому что выученные реплики только подспорье для игры.

Это было прямо противоположно тому, что внушала мама: никогда, ни при каких обстоятельствах окружающие, тем более чужие люди не должны видеть твоих истинных чувств и мыслей! Всегда делать вид, что все в порядке, все хорошо, что ты довольна жизнью. Все эмоции только за закрытой дверью, а еще лучше – только в душе.

Хорошо, что мама не слышала и не видела, чем я занималась у Мейснера! Внешне это действительно выглядело бредом, зато помогло потом. Мейснер научил нас не просто присутствовать в кадре или на сцене, пережидая реплику партнера, а проживать эту реплику вместе с ним, откликаться душой, эмоциями на игру партнера по эпизоду, реагировать, даже не произнося ни слова, на малейшую его эмоцию.

Позже Кэрри Грант говорил, что играть со мной – одно удовольствие, потому что я не присутствую, а именно участвую в любой сцене.

Это тоже профессионализм, доставшийся трудом, потому я имею право гордиться.

Я себе в «Полдне» не нравилась совсем, зато Голливуду понравилась. Оттуда поступали предложения, которые я отвергала, но не потому, что считала недостойными или не слишком заманчивыми, просто, поработав рядом с Гарри Купером и под руководством корифеев кино, поняла, насколько еще слаба в технике. Играю больше по наитию, не слишком представляю вообще, что делаю.

Нет, нужно повременить, еще поучиться и только тогда снова попытаться создать на экране нечто. Зарабатывала манекенщицей, снова бегая с одной фотосессии на другую, а все остальное время училась.

Весной 1952 года «Ровно в полдень» получил свои «Оскары», я осталась ни при чем, не будучи даже упомянутой в хвалебных статьях. Может, и упоминали, но я таких не помню.

Для родителей это равносильно провалу. Нет, упрекать меня они не могли, но папа высказал нечто похожее на «чего еще можно ожидать от Грейси?». Конечно, сидеть в сторонке, когда других награждают «Оскарами», – это не для Келли.

Мама робко пыталась возразить:

– Но, Джек, Грейси приглашают еще сниматься. Если бы было совсем плохо, не звали бы…

– Приглашают, пока не разочаровались совсем. Ты соглашаешься? – вопрос уже ко мне.

Впервые за многие годы я не залилась слезами от несправедливости, не стала заикаться, не спасовала, спокойно подняла на отца глаза:

– Я решила повременить и еще поучиться. Когда почувствую себя готовой – соглашусь.

Отец не смог не фыркнуть в ответ:

– В старости? Чему тебе еще учиться, если ты прошла курс Академии, которую сама выбрала? Уолтер и Джордж не учились, но играли прекрасно.

Поразительно, впервые на моей памяти папа упомянул дядю Джорджа в качестве примера для подражания! Какой прогресс!

– Играть на сцене одно, а в кино – совсем другое.

– Но на сцену тебя не зовут?

И снова я показала, что знаю себе цену и понимаю, что должна делать.

– Для сцены у меня слишком слабый голос. А играть в кино нужно учиться заново, это не театр. Всему свое время. Пока я буду учиться и зарабатывать манекенщицей.

Возражать было нечем, отец поневоле согласился. Удивительно, но меня совершенно не беспокоило, согласен ли он! Папа мог разрушить мой брак, давить на меня в личной жизни, здесь я признала его приоритет, но в профессиональную сферу не допускала. Я сама пойму, когда мне пора вернуться, что и как играть, чему учиться.

Я даже не объясняла это, просто разговаривала так, что возразить не было возможности. Даже если бы Келли решили посадить меня под замок и не пустить учиться к Мейснеру, а потом играть в Голливуде, я перегрызла бы оковы зубами и сбежала. Все упорство Келли на сей раз было на моей стороне, я тоже Келли, и с этим стоило считаться.

Мне много раз бывало тяжело, сидела без денег и экономила на всем, но ни разу не попросила помощи у семьи. Лучше лишний раз позировать, рекламируя шляпки или солнечные очки, чем признать свою неспособность обеспечить саму себя. До тех пор пока не прошу денег, я не завишу от родителей, хотя бы в профессии.