Грейс Келли. Жизнь, рассказанная ею самой

Но это так. Папа любил Пегги и возлагал надежды на Келла, маминой любимицей была симпатичная Лизанна. Я – ничья, для меня не нашлось никого в семье, кто любил бы. Сейчас я размышляю об этом спокойно, но много лет старалась не только не говорить на эту тему, но избегала даже думать! Казалось преступлением обвинять в нелюбви тех, кто дал жизнь и вырастил.

Я уже говорила, что семью Келли не полагалось критиковать, что в ней был культ почитания отца и послушания матери. И к чему это привело, тоже говорила. Я не критикую, что было, то было, для себя я еще в детстве поняла только одно: своим детям я обязательно буду твердить, что люблю их всех одинаково, а дочерям, что они красивы, даже если вдруг уродятся дурнушками. Этого не случилось, все трое наших с Ренье детей красивы, но я все равно не забываю напоминать об этом девочкам.

Такой непривычный для Европы подход считается признаком избалованности и осуждается, как американский. Я могла бы возразить, в Америке в детстве мне никто не говорил не только о красоте, будущей красоте или хотя бы возможной будущей привлекательности, напротив, подчеркивали, что я гадкий утенок, которому никогда не стать прекрасным лебедем.

Это неправильно, потому что любовь и ласка не мешают строгости и требовательности. Плохо, что я не умею требовать от своих детей, хотя они считают меня очень строгой мамой. В детстве они ныли, что другим детям позволяют то, что непозволительно им. Отвечать, что им дано то, чего нет у других, нельзя, это означало бы подчеркнуть их особое положение, чего нам с Ренье вовсе не хотелось.

Ни за что бы не поверила, расскажи мне кто-нибудь заранее, что у принцессы столько проблем не только собственных, но и детских. Жизнь во дворце всем кажется раем, и мало кто задумывается о проблемах, особенно если мы о них не рассказываем. Зачем? Помочь никто не сможет, ведь убить интерес к себе и своей семье можно только одним – безобразным поведением или полным невниманием к остальным. Это для нас неприемлемо, потому приходится терпеть и нам, и детям.

Никто не желает понять, что сама жизнь в аквариуме воспитывает детей иначе, чем жизнь в обычном доме. Можно тысячу раз в день сказать дочери, что она обыкновенная девочка, как все, и должна держаться, как все. Но если утром в школу ребенка приходится отвозить в багажнике автомобиля, потому что репортеры затеяли охоту за принцессой, чтобы заработать большие деньги, обещанные за фотографию Стефании на занятиях или хотя бы у крыльца, то она не может чувствовать себя обыкновенной.

Однажды в детском саду некая дама решила побеседовать с детьми, как со взрослыми. Почему-то именно так трактуются вопросы вроде: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?»

Был задан именно этот вопрос. Мальчики один за другим называли приглянувшиеся им профессии, хотя я могла бы совершенно точно предсказать, что ни один из них не станет ни пожарным, ни полисменом, ни автогонщиком, ни тем более водолазом, семьи не позволят. Но все отвечали соответственно своим детским мечтам, когда же мечтать, как ни в детстве, никто из них не чувствовал ответственности за свои мечты и намерения.

Когда подошла очередь Альбера, он чуть смутился:

– У меня не будет выбора, мадам.

Меня словно ударили наотмашь. Мальчик прав, у него просто не будет никакого выбора, он не будет иметь права стать кем-то, кроме князя Монако. Не только потому, что рожден принцем, но и потому, что мы воспитываем у него ответственность за страну, в которой родился. Вряд ли сам Альбер до конца сознавал то, что произнес, но недаром говорят, что устами младенца глаголет истина.

Когда Альбер родился, жители Монако словно сошли с ума. Если в честь свадьбы нам прислали множество подарков от совершенно незнакомых людей (Ренье всегда говорил, что он единственный монарх в мире, который знает каждого из своих подданных, но он преувеличивал), то теперь дворец просто завалили подарками.

– Ренье, еще чуть, и дворец будет погребен под несметным количеством вещичек для новорожденного принца и телеграммами с поздравлениями!

– Дорогая, ты забыла о цветах. Два миллиона орхидей – так монегаски поздравляют свою принцессу с рождением принца.

Даже сейчас у меня спазм в горле, цветов действительно было столько, что пришлось взмолиться:

– Остановитесь, ребенку будет нечем дышать!

Когда мы с двумя детьми – маленькой Каролиной и новорожденным Альбером – показались на балконе, я испугалась, что от приветственных криков дети оглохнут, а сам балкон просто рухнет. Монако было счастливо, обретя законного наследника престола, рожденного в нормальном браке. Я мгновенно стала любимицей монегасков.

Это всего лишь ненадолго прекратило критическое ворчание по нашему поводу, но мы научились не обращать внимания, вернее, научились воспринимать все спокойно. Не сразу, сначала было тяжело, особенно когда недовольство монегасков сочеталось со вспыльчивостью Ренье. Он и сам признает, что характер имеет не ангельский, безумно вспыльчив и в минуты раздражения не способен брать себя в руки.