Выражаясь книжным языком, даже ударившая рядом молния, не поразила бы меня сильнее, чем сделало сейчас это странное признание. Что он вообще хотел этим сказать, уж не в любви же признаться, право слово? Хотя очень похоже на нечто подобное.
И я стою не меньше двадцати минут, прежде чем решаюсь вернуться назад к нашему пикнику...
5 глава.
«Если ты любишь без надежды на взаимность, молчи о своей любви. В тишине она сделается плодоносной».
*************************
Пикник в тот день, по-моему, удался на славу: слегка захмелевшая Хелена все продолжала сыпать шутками о своей прежней распрекрасной жизни, а Доминик, который совсем недавно убеждал меня в моей непревзойденности для него, возлежал на коленях Алины и смотрел на девушку таким плотоядным взглядом, словно был готов слопать ее вместе с ее розовой маечкой и юбкой-недоростком впридачу.
Я руками развела от этого его мальчишеского непостоянства и обняла Юргена – у меня было такое чувство, словно я совершила нечто предосудительное, и теперь, наконец, могла освободиться от этого. Что значат слова дамского угодника? Ровным счетом ничего, сказала я себе и потянулась за салатницей.
Теперь же, когда минула неделя с того памятного дня и мое волнение, вызванное словами Доминика, как-то выцвело и поисстерлось, мне казалось забавным собственное волнение... К тому же при трех наших последующих встречах, хоть и давольно-таки непродолжительных, Ник вел себя вполне обычно, словно ничего между нами и не произошло. Это радовало...
Теперь же нам с Юргеном предстояло сыграть роль нянек для двух босоногих мальчишек – Томми и Элиаса – которые в предвкушении совместной ночевки возбужденно носились по дому, никак не желая угомониться.
Дело в том, что Хелена собралась на свидание! «Я так давно не была на свидании, что, верно, забыла как это делается!» Я не стала ей говорить, что месяц назад у нее уже был подобный опыт, правда, в тот раз она была крайне разочарована скупостью своего спутника, который повел ее всего лишь в греческий ресторан, а все греческое, как она мне тогда пояснила, претит ей чрезвычайно. И вот у нее очередной друг... и так как оба старших брата Томми имели на этот вечер свои собственные планы, то мы с мужем вызвались присмотреть за их младшим братом.
Он очень не любит спать не в своей постели, – в сотый раз повторяет нам Хелена, передавая из рук в руки своего сына и все необходимые ему для ночевки вещи. – Надеюсь, он не устроит вам концерт посреди ночи!
Мы уверяем ее, что ничего подобного не случится, хотя полной уверенности у нас, конечно же, нет, но дружеский долг заключается в этих маленьких убедительных полуобманах, и мы с Юргеном прибегаем к ним, не мешкая.
И все-таки я оставлю вам ключи от дома, вдруг что...
Вечер проходит абсолютно обыденно: мы играем с детьми в настольные игры, едим шпагетти под соусом «болоньезе», потом позволяем им подольше побалагурить в постели, мысленно предвкушая скорые тишину и покой, а потом... я стою с маленьким Томми на пороге его дома и вставляю этот «а вдруг что»-ключ в замочную скважину.
Да, да, этот маленький непоседа, благополучно было уснувший рядом с Элиасом, около полуночи закатил нам настоящий концерт, как Хелена и подозревала, он лил такие горючие слезы и так убивался по своей подушке с принтом из зеленых динозавриков, что мне пришлось завернуть убитое горем дитя в одеяло и повезти домой.
Посреди ночи дом Хелены кажется мне совсем незнакомым и даже пугающим, словно таинственный особняк с привидениями, внушающий трепет... Стоило все-таки послушаться Юргена и позволить ему нас проводить, но я настояла, чтобы он остался дома: присмотреть за детьми да и просто лечь выспаться – ему завтра на работу – а я уложу Томми в его кроватку и дождусь возвращения Хелены. На том мы и порешили...
Томми невероятно тяжел для своих четырех лет, и я вся натужно дышу, когда просто доношу его от машины до порога дома... Бряцанье ключей кажется почти оглушающим. Внутри стоит звенящая тишина...
Томми, ты спишь? – интересуюсь я шепотом. – Мы дома.
Угу, – сонно мычит тот, и я радуюсь, что не совсем одна в этой странной фантасмагории пляшущих по полу теней и световых бликов от уличных фанарей. Темноты я не боюсь, но с моей-то неуемной фантазией, когда в каждом цветочном горшке и каждой складке на шторах мерещится чье-то незнакомое лицо, полумрак немного напрягает... Я нащупываю рукой выключатель, чтобы прогнать любого вида призраков, метущихся в моей голове, и тут со стороны кухни ко мне обращается негромкий, удивленный голос:
Джессика, это ты? – тишина. – Что ты здесь делаешь?
От неожиданности едва не роняю мальчика на пол, а он, заерзав, сонно сипит:
Ник, это ты?
Мое же собственное сердце отбивает такую барабанную дробь, что, наверное, способно даже через одеяло оставить синяки на хрупких ребрышках мальчика, и дышу я как заправский паровоз.