Грейте ладони звездами

Но учитывая, что наше с тобой знакомство началось именно с разочарования, то есть вероятность обратного движения...

От разочарования к обожанию? – доносятся до меня слова Ника, но на них я уже не отзываюсь, только чувствую – хотя не могу сказать определенно, не привиделось ли мне это в полусне – как рука Доминика зависает на мгновение надо мной, словно он хочет коснуться моего лица... или волос, не уверена точно, но так и не решается. А потом я наконец-то проваливаюсь в глубокий сон...

… И просыпаюсь как от толчка. Хотя толчок, скорее всего, действительно, был, так как ноги Томми лежат прямо поперек моего живота, а головой он упирается Доминику в подмышку. Оба спят сном праведников – что подразумевает этот праведный сон, судить не берусь! – но полнейшее безмятежное умиротворение, написанное на их спящих лицах, так и напрашивается на подобное сравнение.

Тихонько высвобождаюсь и соскальзываю с кровати – следует уйти прежде, чем кто-либо из семейства Шрайбер проснется и увидит меня здесь...

Часы показывают шесть утра, когда я наконец возвращаюсь домой и юркаю в уютное тепло рядом со спящим мужем, тот даже не шевелится – утренний сон, как я знаю, у него самый крепкий. Тем лучше, мне и самой не помешает лишний час сна, которым я и спешу воспользоваться, а будит меня нежное поглаживание по бедру и тихий голос у самого уха:

Ну что, моя отважная партизанка, как прошла твоя ночная засада в комнате Томми?

Сносно, – отзываюсь я сонным голосом. – Но лучше бы такого больше не повторялось! Партизанка из меня явно некудышная.

Когда ты вернулась?

Около шести, ты спал, как суслик! – я потягиваюсь и чмокаю Юргена в колючую щеку. – Надеюсь, Доминик не проболтается Хелене о нашей засаде... – И я утыкаюсь лицом в подушку.

Так Доминик тоже был там?

Упс, я и в самом деле не сказала об этом Юргену и теперь виновато кошусь на него:

Да, он уже был дома, когда я привезла Томми... Сказал, что у него изменились планы на вечер и я обрадовалась, что смогу оставить мальчика на него, но тут вернулась Хелена с кавалером... и мне пришлось остаться.

Юрген смотрит на меня внимательным взглядом с легкой полуулыбкой, от которой мне становится, действительно, не по себе... Никогда не видела, чтобы он так на меня смотрел! Словно заглядывает в самое сердце.

Почему ты так на меня смотришь?– пытаюсь сгладить легкомысленным тоном впечатление этого взгляда. – Никак ревнуешь? Это даже забавно.

Юрген, однако не подхватывает мой игривый тон.

Ты знаешь, а мальчик влюблен в тебя? – произносит он все с той же полуулыбкой. – У него это прямо на лице написано.

Я собираюсь было отпираться, но понимаю, что лгать нету смысла да и не за чем.

Знаю, – отвечаю просто, смотря Юргену прямо в глаза, – но ты ведь знаешь, что я тут не при чем...

Вместо ответа он притягивает меня к себе и зарывается лицом в мои волосы, что красноречивее любых слов, но потом все же добавляет:

Никогда бы не хотел оказаться на его месте, Джессика... Хорошо, что скоро он уезжает... Хорошо для всех нас.

Я не уточняю, что он хочет этим сказать: хорошо для кого – для Доминика, для меня или для самого Юргена – я только продолжаю лежать на его груди и чувствовать тихую вибрацию его сердца, которое продолжает мерно стучать под моим ухом. И этот звук для меня дороже любой музыки...

                                                                    6 глава.

                                      «Разлука научит тебя любить по-настоящему».

                                                    **************************

Мне нравится живость Доминикова характера: то как он может одним своим присутствием оживлять самую скучную из бесед – это представляется мне чем-то феноменальным, как некая суперспособность, наравне с левитацией или телекинезом. Можно часами сидеть и слушать его бесконечные рассказы о друзьях, учебе и вечеринках, на которых постоянно что-нибудь случается и не всегда без его помощи.

Он – душа любой компании, это ясно с первого же взгляда...

Но после утреннего разговора с Юргеном я больше не могу позволять себе слишком явно проявлять свою симпатию к парню, я боюсь, что это может быть неправильно истолковано, и потому возвращение  Доминика в Мюнхен кажется  мне необходимым благом, тогда как для Хелены – ясное дело! – оно представляется почти концом света: она который день с удвоенной силой «успокаивает нервы» на кухне, объясняя этот свой нервный припадок скорым отъездом Доминика, который – благодаря своему «папаше-шельмецу» – может не столько вернуться к учебе, сколько «умотать на край света, который она даже на карте не знает как отыскать».

Из-за всей этой ее нервозной возбужденности, она, к счастью, не замечает моего явного смущения, которое я испытываю в общении с ней первые пару дней после нашей «партизанской засады» в комнате Томми. Мне, к счастью, даже не приходится объясняться с Хеленой: Доминик придумывает вполне сносную историю, объясняющую появление Томми поутру в своей кроватке, историю, верную ровно процентов этак на девяносто, и я ее с радостью подтверждаю.

Он специально засылает моего мальчика неизвестно куда! – возмущается она в очередной раз, почти впихивая в меня свои вишневые меренги. – Я этого так не оставлю.