Грех совести

Может так надо? Каждый человек идет предназначенным ему путем. Ничто в его жизни не проходит бесследно. Даже мимолетные встречи и увлечения оставляют след. Иначе, зачем тогда они происходят? Вот и Алла. Зачем произошла эта встреча, пугая его своей нелогичностью, неожиданностью и непредсказуемостью? Но, похоже, что все в жизни предначертано и предопределено. Иногда неожиданная встреча напоминает что-то мистическое, как отголоски веков, называемые людьми кармой. Может ему по судьбе написано отрабатывать за предков эту самую карму, это смутное похмелье чьих-то безумных пиров? Хотя, что на предков кивать, когда у самого рожа кривая. Тут бы свои грехи отработать да отчитаться перед своей совестью…

Мысли, мысли. Куда вы можете завести человека? Почему он только мыслит, а не учится на своих собственных ошибках? Почему нельзя быть более избирательным с женщинами? Вот эта всеядность и способность любить всех подряд и занесла его в золотую клетку. Правда, Сашу всегда волновала еще одна мысль – этот один из семи главных грехов, про которые ему рассказывала еще бабушка – грех прелюбодеяния. Это действительно грех, или это что-то ненаказуемое? Если это грех, то, наверное, вот сейчас он за него и несет расплату, потому что за его спиной было несметное количество женщин, которые состояли в браке и изменяли с ним своим мужьям. Может это отголоски тех измен? Да-а-а-а! Мысли…

Что толку, что мыслей полна голова? Эти мысли тянутся, тянутся, как жевательная резинка, потом самооправдываются и потихоньку тянут за собой в мечты, а мечты перетекают во внутреннее самосозерцание. Ничего путного от пересечения этой тонкой границы не получается. Эта тонкая граница, отделяющая понимание и обычное зрение от внутреннего ока, третьего глаза внутри себя самого, почти неосязаема и только интуитивно предполагает поле сплошной мглы. Хорошо бы если бы по этому полю мглы пролегали разделительные полосы, как на аэродроме.

Такие квадратные мысли с острыми и колючими углами вылезали из его становившейся квадратной головы, осыпались с углов песком, заносили извилины и засыпали сладкие воспоминания из затухающей памяти…

Грех грехом, но это стало его раздражать и пугать, потому что в последнее время происходило все реже и реже. Эти мгновения работы внутреннего ока. Еще чуть-чуть, и превратится он в ходячую бесчувственную чурку на ножках. Будет, как робот или зомби безоговорочно преданно исполнять жизненно необходимые функции и Аллины указания – и все…

Пора было ставить точку его затворничеству. Он так долго сидел в доме, не имея возможности просто прогуляться по обычной улице, что теперь частое пропадание Аллы его стало радовать. Он стал позволять себе в эти тихие часы ее отсутствия тоже уходить из студии и бродить по Москве, вспоминая молодость, но не забредая далеко от дома.

Но тут на его счастье изобрели мобильные телефоны и теперь можно было Аллин контроль проходить и на улице.

Алена

Она шла по аллейке в полупрозрачном сарафане, просвечивающемся на заходящем солнце, которое прорисовывало контуры ее точеной фигурки на ткани, как кино на экране. У нее было очень хорошее настроение, это было понятно сразу же, при первом же взгляде на ее улыбающееся личико скромной сельской учительницы. Длинные ножки, стройные, как кипарисы, на талии прячущиеся в собранную ткань сарафана и там перетекающие в тоненькую талию, а потом и в фигурку молоденькой девушки с упругой грудью торчком, в стройную, горделивую шейку, а из нее в красиво посаженную головку, увенчанную копной вьющихся, рыжеватых волос… Рыжее облако тоже просвечивалось на солнце, добавляя своей нежной и какой-то изысканной охристости в затухающий солнечный свет. Она была как капелька света в бегущем солнечном потоке, и сама тоже светилась, но это не помешало Саше рассмотреть и вздернутый носик, и правильный овал молодого лица, и пухлые губки, и большие глаза под гладким, девичьим лобиком.

Саша сидел на скамейке и смотрел на чудо, плавно приближающееся к нему. Чудо было чудо как хороша! Очень хотелось погладить рыжее облако рукой и почувствовать, какое оно воздушное. Саше даже показалось, что, опустив руку на ее голову, он обязательно окунется в краску этих волос и его рука тут же засветится в красоте августовского вечера переливающимися солнцами. Это ощущение затеплилось в сердце и стало греть захолодевшую душу. Ему так отчетливо затосковалось и так захотелось на самом деле прикоснуться к солнечным волосам, погладить их рукой и озариться их светом, что внутри него все свело в единую точку этого желания, ставшего вдруг жгучим. Он понял, что если вот сейчас это солнечное чудо, этот лучик света скользнет мимо него в чужое пространство, он себе этого не сможет простить. Потом ему будет казаться – а может, это Бог посылал ему частичку своего тепла, через этот лучик, а он отвернулся от него и не взял бережно в ладони…