– Когда наступит подходящий момент, обещаю. Не волнуйся. В твоем ребенке есть и моя кровь, не забывай. Я о нем позабочусь. Даю тебе слово.
– Благодарю, мадонна.
– А теперь иди. Я отдохну. Нам предстоит долгий вечер на балу у Ровереллы, а я обещала станцевать вольту с Ферранте. Он рассказывал, что музыканты Ревереллы целую неделю репетировали только этот танец, поэтому будет нехорошо, если я от усталости не смогу его исполнить.
Я обрадовалась, услышав, что она собирается танцевать с Ферранте, поскольку мне казалось, что он впал в немилость после смерти Катеринеллы, словно дон Альфонсо обо всем догадался…
Наступил сезон балов. Почти каждый вечер мы собирались после ужина во дворе замка, чтобы дойти пешком или доехать верхом до очередного знатного дома Феррары, где устраивались танцы, в перерыве исполнялись музыкальные произведения и можно было полакомиться сказочными дворцами, изготовленными из сахарной ваты и марципана. Почти год мадонна состояла в браке с доном Альфонсо, и первоначальное прохладное к ней отношение общества Феррары сменилось если не любовью к новой герцогине, то, по крайней мере, терпимостью. Грозный замок Эстенсе не пал жертвой оргий, там не произошло ни одного отравления, трупы не плавали во рву, ничего скандального. Изменения коснулись лишь убранства апартаментов и перепланировки сада. Оглядываясь на несчастную судьбу герцога Урбино, по-прежнему пребывающего в ссылке в Мантуе, кое-кто из феррарцев втайне благодарил Господа за донну Лукрецию, защищавшую их от герцога Валентино гораздо надежнее, чем смогли бы старые городские стены, которые наверняка не выдержали бы его французской артиллерии.
Вскоре после Богоявления Эрколе Строцци устроил бал в честь донны Лукреции. Хотя семейство Строцци, принадлежавшее к успешным банкирам, переместилось в высшее общество Феррары, сам Эрколе, поэт, известный своими бесконечными и безнадежными любовными похождениями, был иной. Как выразилась донна Лукреция, получив его приглашение, «хотя бы в этом доме к нам отнесутся как к гостям, а не актерам». Строцци симпатизировал мадонне благодаря ее личным качествам, а не положению. Оба разделяли страсть к поэзии и экстравагантным нарядам, у каждого за спиной осталось цветистое прошлое, которое они несли как шлейф волшебного плаща. А суть каждого оставалась невидимой для любого, кто находился вне магического круга, каким они себя очертили.
Раньше я бы с нетерпением ждала бала у Строцци, но теперь мучилась недовольством. Ни одно из моих платьев больше не было впору, однако я должна была появиться в корсете, как обычно, поскольку мадонна пока не желала делать всеобщим достоянием мое положение. Насколько я знала, она ничего не предприняла, чтобы сообщить Чезаре, а ведь ему следовало услышать новость первому. Я понимала, почему она медлит: от Чезаре не было ни одной весточки после того загадочного послания о де Лоркуа и похода в Сенигаллию. Но я теряла терпение. Если ему грозила опасность, если он рисковал жизнью, я хотела, чтобы он узнал про ребенка, на тот случай, если… Мадонну интересовало только, какие туфли подойдут к новому бальному платью и как скоро прибудет из Венеции желтый бархат, чтобы сшить обещанные плащи лютнистам Чезаре. В общем, мне оставалось лишь следовать ее примеру и держать свои тревоги при себе.
Я скучала по Чезаре. Не знаю, что там считается приличным в моем положении, но я тосковала по нему. Его семя росло в моей утробе, и тем не менее он оставил внутри меня боль пустоты, которая, казалось, становилась все острее от физических изменений моего тела. Мадонна посоветовала пасту из косточек инжира, смешанных с оливковым маслом, для снятия чувствительности груди, но стоило мне ею намазаться, как я сразу вспомнила, какое это наслаждение, когда возлюбленный ласкает языком твои соски. Анджела велела мне также регулярно смазывать женские места оливковым маслом – это должно было облегчить роды и способствовать тому, что после они не останутся растянутыми. Мужчины, говорила она, радуются минуту, поддавшись сентиментальности, когда родится ребенок, но вскоре быстро разочаровываются, убедившись, что последствия родов притупляют их удовольствие. А я не могла пользоваться маслом, не испытывая восторга воспоминаний о прикосновениях Чезаре, но потом я испугалась, как бы мое сладострастие не повлияло на ребенка, а то он мог появиться на свет уже больной от любви.