Это был прохладный летний день, всего тринадцать градусов в тени. В такие дни острее чувствуешь, что живешь среди гор. Рядом грохотала стройка – возводили новую ратушу. Но Ребекка слышала и тихие кладбищенские звуки – белку, взбиравшуюся по сосне, цепляясь острыми коготками, или ветер, запускающий между стволов прозрачные холодные пальцы.
Ребекка вытерла руки о джинсы – все равно вечером стирать. Проверила телефон, который перевела на беззвучный режим. Увидела пропущенный вызов от Марии Тоб. Перезвонила.
– Я отправила тебе фотографии наших новых книжных шкафов, – закричала в трубку Мария Тоб. – Они безумно красивы! В таком офисе можно жить.
– Вы работаете хотя бы изредка или только украшаете интерьеры? – спросила Ребекка.
– Украшаем и пьем вино.
На заднем плане послышался голос Софии через f:
– Я работаю. Привет!
– Я всего лишь хотела знать, как ты, – сказала Мария.
– Потихоньку, – ответила Ребекка. – Но все хорошо. Мы составили список всех компаний, которые имели дело с предприятиями Франса Меки, Улле и Андерса Пеккари. Применяем параграф двадцать девятый пятой статьи Уголовного кодекса.
– Смягчение наказания? Не помню, чтобы он когда-нибудь применялся в Швеции.
– Во всяком случае, редко. Но это хорошо развязывает языки всем причастным. Общественные работы без запрета на бизнес. Постепенно выявляются кое-какие интересные вещи. Как их принуждали заключать договора с подрядчиками, которых они в глаза не видели. И не поднимать шума из-за счет-фактур с цифрами вдвое большими, чем в договорах. Не возмущаться из-за некачественных материалов – плохого цемента или слишком коротких опорных балок, ненадежной влагозащиты и тому подобного. Иногда я спрашиваю себя, действительно ли они отступали перед угрозами или были рады возможности быстро заработать. Но вчера всплыло нечто еще более странное. Недавно созданная муниципальная компания, которой коммуна ссудила тридцать миллионов. Якобы на оплату консультационных услуг. В чем таком их консультировали, хотелось бы знать…
– И что вы можете сделать с такими консультантами? – спросила Мария Тоб. – В тюрьму упечете, на хлеб и на воду?
– Хотелось бы. Хорошо уже то, что главных «консультантов» здесь больше нет. Мы прикрутили кран.
– Прокуратура распростерла над предпринимателями ястребиные крылья?
– Мы скорее дятлы.
– Но ты все еще не торопишься переходить на полный день. Не решаюсь надоедать тебе с предложениями работы.
– Надоедай, пожалуйста. Мне нравится чувствовать себя популярной… Ну, прощаемся, идут Кристер и Сиввинг.
– Кристер! – воскликнула Мария, как будто стояла в зале, где вдруг распахнули окна и в помещение хлынул свет. – Как он?
– Потихоньку, – ответила Ребекка. – Но все хорошо.
После похорон Похьянена они с Кристером много общались, но не в постели. Иногда, когда рядом никого не было, просто гладили друг другу руки. Трогали пальцы, костяшки пальцев, сжимали ладони. Или просто сидели, держась за руки, долго смотрели друг другу в глаза, пока молчание не прерывалось смехом. Это было очень личное, о чем Ребекка никому не смогла бы рассказать – кроме психотерапевта, конечно. От Агнес Стур у нее секретов не было.
Ребекка завершила разговор с Марией Тоб. Между надгробиями появились две мужские фигуры. Сиввинг едва волочил ноги. Ребекка видела, как Кристер держал ладонь открытой, готовый поддержать друга в любой момент.
– Ты готова? – спросил Сиввинг, все-таки не дождавшись, когда они подойдут ближе. – Собаки в машине. – И повернулся к Кристеру, продолжая прерванный разговор: – Интересно все-таки, что в этом году будет с морошкой? Обещали холодные ночи.
Кристер и Сиввинг похвалили ее бархатцы, после чего все трое медленно побрели к машине.
На полдороге Ребекка заметила еще одну мужскую фигуру двумя рядами в стороне, знакомую по фотографиям из материалов расследования. Тагген Меки, сын Брусничного Короля, стоял у надгробия. Он поднял глаза и, конечно, тоже узнал Ребекку. Потом быстро отвернулся и пошел к другим воротам в окружающей кладбище стене.
Уже возле машины Ребекка сказала:
– Дайте мне минуту. Нужно взглянуть еще на одну вещь.
У них ничего не было на Таггена Меки. Он являлся обыкновенным нанятым работником на предприятии отца. Не подписывал никаких бумаг и ничего не знал о финансах компании. Почти не общался с отцом и его женой, так он говорил.
Ребекка смотрела на его широкую спину. Тагген шагал, сильно выворачивая ступни, пока не исчез за воротами. Бросил в мусорную корзину несколько увядших цветков.
Ребекка быстро пошла к надгробию, возле которого он только что стоял. Кого Тагген навещал на кладбище? Мать, вероятно. Зачем Ребекке было это знать? Смутные предчувствия, не более того.
«Ты все со своими предчувствиями», – отозвался в голове голос Похьянена.
Неприметное серое надгробие – ни окантовки, никаких других украшений. Свежие цветы в небольшой вазе, наполовину вкопанной в землю. Выглядят, как будто куплены на бензозаправке. И цвет какой-то неестественный, с оттенком карамели.
Надпись на сером камне: «Ингер Стрём, 1931–2001. Покойся с миром».
«Ингер Стрём?» – удивилась Ребекка.