Кара прошлепала по мощеной дорожке, сквозь слезы все: дом, небо, деревья – расплывалось, как во сне. Где-то поблизости прозвучал голос Ксана, ему отозвался его приятель Сантьяго. Кара не стала прислушиваться. В прохладный сухой воздух внутри помещения она вошла, как в иной мир. Лучи света, пробиваясь в окна, высвечивали пыль. Только здесь бегом бежавшая от самого пруда Кара замедлила шаг. Мышцы горели, огромные, как океан, ужас и горе забили ей горло, и когда вошла мать – ростом выше отца, темноволосая, застегивая на шее ожерелье из смолы и стекла, словно в гости собиралась, – Кара просто молча протянула ей тельце птицы-мамы. Она не смогла даже попросить о помощи.
Мать отвела ее на кухню и села перед ней и птицей, пока Кара сквозь всхлипы выкашливала свое понимание случившегося. Она чувствовала, что выходит все всмятку: птицы, собаки, птенцы, хлеб, – но ей надо было выбросить это из себя, и она надеялась, что мама разберет. И ей тогда объяснит.
Вошел испуганный, с круглыми глазами Ксан, погладил сестру по плечу, утешая. Мать улыбкой попросила его выйти. Сантьяго возник в дверях и растаял – любопытствовал и не хотел выдавать этого. Трагедия притягивает.
Наконец слова у Кары иссякли, и она замолчала, чувствуя себя совсем пустой. Будто сдулась. Сдалась. Трупику птицы-мамы на столе было все равно. Смерть отняла у птицы ее мнение.
– Ох, малышка моя, – произнесла мама Кары. – Как жаль.
– Это из-за меня, да? – спросила Кара. – Это я ее убила, разве нет?
– Ты не хотела. Это вышло случайно. Просто случай.
– Но я читала в книжке, – сказала Кара. – Птиц кормят хлебом. В книжке старушка гуляла в парке и кормила. И они не умирали. Все было хорошо.
Мать взяла ее за руку. Это было непривычно, но Кара понимала, что, будь она помладше – хотя бы как Ксан, – мама бы ее обняла. А теперь она уже большая девочка, больших не обнимают. А за руки держаться можно.
– Это не птицы, маленькая. Мы их так называем, потому что они чем-то похожи на птиц. Но у настоящих птиц перья. И клювы…
– Таких я никогда не видела.
Мама глубоко вздохнула и выдохнула улыбку.
– Когда на планете возникает жизнь, эволюция может пойти разными путями. Использовать разные белки. По-разному передавать информацию новому поколению. На Земле выбор был сделан давным-давно, и все земное имеет между собой что-то общее. В нас одни и те же белки. Мы одинаковым способом извлекаем из пищи химическую энергию. У нас одинаково устроены гены. А на других планетах был сделан другой выбор. Поэтому мы не можем есть то, что растет на Лаконии. Нам приходится выращивать растения с того же эволюционного древа, что мы сами.
– Но та старушка кормила птиц хлебом, – повторила Кара. Мать не поняла, а она не умела лучше объяснить, в чем дело. В книгах старушки кормили птиц хлебом, а птицы не умирали. А птица-мама умерла.
– То было на Земле. Или где-то, где прижилось древо жизни с Земли. Создания на Лаконии едят не то, что мы. Все лаконское для нас несъедобно.
– Неправда, – возразила Кара. – Я же пью воду.
Мать кивнула.
– Только вода – очень-очень простое вещество. Ничто живое не может обходиться без воды, потому что вода ближе к минералам и…
– Дот, – гаркнул за окном отец, – нам пора выходить!
– Я на кухне, – отозвалась мать.
Шаги. Отец вырос в дверях, челюсти сжаты, губы в ниточку. Он причесался и надел свою лучшую рубашку. И обвел взглядом Кару, мать, птицу-маму, всем видом вопрошая: «Какого черта?»
– Кара нечаянно отравила солнечника, – сказала ему мать, словно услышав вопрос.
– Дерьмово… – Отец поморщился на собственную грубость. – Мне очень жаль, детка. Это тяжело. Но, Дот, нам пора брать ребят и выходить.
Кара насупилась.
– Куда?
– Солдаты в гости к себе пригласили, – сказала мама. – Праздник по случаю включения платформ.
Она не улыбалась.
– Мы должны там быть, – проговорил отец, обращаясь больше к матери, чем к Каре. – Если не появимся, станут спрашивать, почему нас нет.
Мать Кары указала на свое ожерелье: «Я готова». Отец переминался с ноги на ногу. Кара ощущала тяжесть его тревоги как руку на плече.
– Мне тоже надо?
– Нет, детка, – ответил отец. – Если хочешь остаться дома хранительницей очага, это можно. Обязательно только нам с мамой.
– И Ксану, – добавила мать. – Если у тебя нет желания следить, чтобы он не попал в беду.
Кара поняла, что мать хочет пошутить, и хихикнула. Но смешно ей не было. Мать пожала ей пальцы и выпустила.
– Мне тоже жаль солнечника, малышка.
– Ничего, – сказала Кара.
– Мы вернемся к ужину, – пообещал отец и скрылся в глубине дома. Почти сразу Кара услышала, как он зовет Ксана и Сантьяго. Фокус семейной жизни сместился от нее. Птица-мама была забыта. Кара не взялась бы объяснить, почему ее это беспокоит.