Она думала, что от переживаний не удержит в себе еду. Вышло наоборот, еда ее немного успокоила. Тишина в доме была почти приятной. Может, это от сахара в крови. Так сказал бы отец. Кожа птицы-мамы стала блестящей, как будто покрылась маслом или воском. Можно было так и оставить ее на кухонном столе. Кара подумала, не отнести ли обратно – пусть птенцы поймут, что ждать нечего. Что они теперь должны сами о себе заботиться. Она надеялась, что они найдут дорогу к гнезду. Там было кому съесть не спрятавшихся на ночь маленьких солнечников.
– Бл… – сказала пустому дому Кара и замолчала, потрясенная собственной дерзостью. Мать даже отцу не разрешала сквернословить, но сейчас их обоих здесь не было. И вот, словно проверяя, остались ли правила правилами, она повторила: – Бл…
Ничего, конечно, не случилось, ведь некому было за ней следить. А раз никто не смотрит…
Дрон для сбора образцов лежал в керамической коробке у кровати матери. Защелки приржавели, но все-таки открылись. Только поскрипели немножко. Сам дрон был составлен из маленьких, с палец Кары, вихревых двигателей, соединенных так, чтобы менять конфигурацию в дюжине разных вариантов. Рядами солдатиков торчали два десятка съемных уолдо на все случаи: отбивать образцы пород, брать кровь, – но Каре нужны были только три хватающих механизма, а из них – только два с гибкими силиконовыми захватами. Она положила уолдо в карман, дрон взяла на руки, как ребенка, и закрыла коробку, прежде чем направиться в сарай.
Птица-мама и дрон уместились на отцовской тачке, и еще осталась уйма места. Подумав, Кара прихватила маленькую ручную лопату. С помощью дрона она переправит птенцов в гнездо, а потом похоронит птицу-маму как положено. Этого мало, но ей под силу, и она это сделает.
Солнце уже начало долгий пологий спуск к ночи. Надвигавшийся с востока стелющийся туман пах остро, как мята, а тени деревьев в покрасневшем свете стали зеленоватыми. Единственное колесо тачки иногда застревало, и тележка дергалась за спиной, как заика, пока Кара ее не высвободит. Кара, опустив голову и поджав губы, шла к пруду. То, что стягивало ей лопатки, наверное, называлось решимостью.
Лес принадлежал почти ей одной. Ксан здесь иногда играл, но ему нравилось общество других детей, так что он больше времени проводил в поселке. Отец и мать занимались домом или работали в общественных парниках – на самом деле никакого пара там не было, – чтобы не иссякали запасы продовольствия. Кара знала лесные звуки, хотя не всегда – кто их издает. Она различала перестук крючковатой лианы и прямой, стрекот красного сверчка и зеленого. У многих здешних существ еще не было имен. Лакония – целый мир, а люди прожили в нем всего восемь лет. Даже потрать она всю жизнь, давая имена всему, что видела за день, многие виды остались бы безымянными. Кару это не волновало. Они и без имен остаются сами собой. То, что встречалось часто, получало названия, чтобы ее ровесники и взрослые могли об этом говорить. Солнечники, веревочные деревья, зубастые черви, стеклянные змеи, мерзотники… То, о чем не говорили, обходилось без имен, а если она сама придумывала имя, то порой тут же его забывала.
Ничего удивительного. С именами всегда так. Это просто удобный способ о чем-то говорить. Лакония – только потому Лакония, что ее так назвали. Пока не пришли люди, она была безымянной планетой. А если название и имелось, те, кто его дал, уже умерли, так что это неважно.
Пока Кара добралась до пруда, в небе остались только несколько золотых полосок – подсвеченных солнцем высоких облаков. Птенцы еще плавали и отчаянно заверещали при ее появлении. Вода уже потемнела – до нее дотянулись тени из-под деревьев. Скоро появятся ночные животные: чесуны, обезьяны-висельники и стеклянные змеи. Кара подчинила дрон своему ладоннику. Панель управления оказалась непривычно сложной, сбоку висело меню на дюжину непонятных ей режимов. Она была почти уверена, что сделает все, что нужно, на базовой настройке. Всего-то и надо: выловить малышей из воды и перенести в гнездо. И, пожалуй, подкинуть им туда какой-нибудь пищи. Сделать то, что сделала бы птица-мама. Потом она похоронит птицу-маму, и все будет… нет, не хорошо. Но не так плохо, как могло бы. Кара достала из кармана уолдо и мысленно примерила их к птенцам, щурясь в сгущающейся темноте, прикинула, смогут ли они удержать маленькие тела, не повредив.
– Извините, – обратилась она к бледным круглоротым птенцам, прилаживая к дрону меньший уолдо. – Я в этом деле новичок.
Один птенец заметил тело птицы-мамы в тачке и стал выкарабкиваться на берег, чтобы проковылять к ней. Вот с него можно и начать. Кара, поджав под себя ноги, села в клевер и запустила дрон. Машинка, взлетая, зажужжала.
Первый птенец пискнул, зашипел и пустился наутек. Кара с улыбкой покачала головой.
– Ничего, маленький, – сказала она. – Это же я. Все будет хорошо.