Грэм Мастертон. Рассказы

Дэвид уставился в свой чай. Ему тянуло разрыдаться, но он сглатывал и сглатывал слёзы, изо всех сил пытаясь не поддаться им. Он был слишком юн, чтобы понять — в плаче нет ничего постыдного.

— Я ничего не слышал, — повторил он. — Я не знаю, кто это сделал. Я просто хочу, чтобы они опять стали живыми.

Полицейская перегнулась через стол и пожала мальчику руку. Она не находила слов для него, кроме:

— Я понимаю тебя, Дэвид. Понимаю.

— Они вообще выяснили, как умерли твои родители? — спросил Руфус.

Дэвид покачал головой.

— Коронер вынес вердикт об убийстве, совершенном неустановленным лицом или лицами. Это всё, что он мог сделать.

— Всё-таки, тебе стоило бы задуматься, чувак. Понимаешь — кто бы мог это сделать и зачем. И как, ради всего святого!

Дэвид глотнул из бутылки «Короны». В «Шерстяном мешке» было битком набито даже в пятничный вечер, и им ещё повезло подыскать местечко в углу. Ужасно толстый мужчина по соседству с ними хохотал так громко, что они едва слышали сами себя.

Дэвид дружил с Руфусом с тех пор, как начал работать в фирме «Amberlight», торгующей компьютерным оборудованием. Он проработал там уже семь месяцев, а в прошлом месяце его признали лучшим продажником в группе. Руфус, общительный и весёлый, брил голову, чтобы предотвратить появление залысин, имел резкие черты лица и носил серый костюм-тройку.

Дэвид расслышал свои слова:

— На самом деле… я знаю, кто это сделал.

— Правда? — переспросил Руфус. — Правда знаешь? То есть знал всё это время, как только это случилось? Или узнал потом? Стой, чувак, что ж ты не сообщил полиции? А сейчас почему им не сказал? Такое никогда не поздно!

«Чёрт, лучше бы мне сейчас этого не говорить. Зачем я вообще такое сказал? — подумал Дэвид. — Я семнадцать лет держал это в себе, с чего теперь взбрело в голову проговориться? Сейчас это прозвучит так же бредово, как и тогда».

— Я не сообщил полиции, потому что они не поверили бы мне. Да и ты мне не поверишь.

— Ну, со мной можешь попытаться. Я славлюсь своей наивностью. Будешь ещё пивка?

— Да, буду.

Руфус отправился к барной стойке и вернулся, прихватив ещё две бутылки.

— Ну, давай, — сказал он, хлопнув руками. — Кто виновен?

— Говорил же, ты мне не поверишь. Мой халат.

Руфус уже поднёс бутылку ко рту, сложив губы буквой О и приготовившись глотнуть, но теперь он медленно поставил пиво на стол.

— Я верно расслышал? Твой халат?

Пытаясь говорить как можно более бесстрастно, Дэвид подтвердил:

— Да, мой халат. У меня был коричневый халат, который висел на двери моей спальни и выглядел, как монах. Мне всегда казалось, что в темноте он оживает. Ну, одной ночью он так и сделал, проник в спальню моих родителей и удушил их. Как написано в полицейском отчёте, они были задушены удавкой. Он удушил их с такой силой, что едва не оторвал им головы.

— Твой халат, — повторил Руфус.

— Именно. Бредово звучит, правда? Но иного объяснения просто не имеется. Убийство кем-то неизвестным, нарядившимся, как для сна. И, к тому же, ещё кое-что. Была кукла, которую сделал мне дедушка, он вся состояла из серых палочек, а вместо головы — деревянная ложка. Палочный Человечек, как я её называл. Когда мой халат отправился убивать моих родителей, Палочный Человечек прыгнул на меня и, думаю, он пытался так предупредить о том, что произойдёт.

Руфус клонил голову вперёд, пока не прижался лбом к столу. В таком положении он оставался почти десять секунд. Затем снова выпрямился и произнёс:

— Твоя кукла предупреждала тебя, что твой халат убьёт твоих маму и папу.

— Ну, вот… говорил же я, ты мне не поверишь. Как бы там ни было, спасибо за пиво.

— Ты ведь понимаешь, с кем тебе следует поговорить, верно? — поинтересовался Руфус.

— Думаю, ты скажешь, с психотерапевтом.

— Угу. Тебе нужно поговорить с Элис-счетоводом.

— Элис? Та чудила с белыми волосами и вся в браслетах?

— Ну да, она. Вообще-то, она довольно занятная леди. Как-то я долго с ней болтал на одном из общефирменных уикэндов. Кажется, это было где-то у Хейлшема. Во всяком случае, Элис истово верит в «крабускулярную автоматизацию», вроде бы так она это называла

— Что? Крабускулярную? Это там всякие крабы, омары, точно?

— Ну, не знаю, но что-то типа того. Это значит, что, когда наступает темнота, вещи оживают. Она искренне в это верит. Полагаю, это вроде твоего халата. Одна из вещей, про которые она мне рассказывала, — кресло, оживающее, когда кто-нибудь в нём засыпал, и сжимающее его так сильно, что раздавливало грудную клетку. Прошла целая вечность, прежде чем кто-то разобрался, что же убило всех этих людей. Элис говорила, что это творится в темноте. Настоящей тьме. Она изменяет вещи.

Дэвид упёрся взглядом в Руфуса.

— Ты ведь не прикалываешься, а?

— Да зачем мне?

— Я ведь тебя знаю. Всегда всех разыгрываешь. Не хотелось бы подойти к этой Элис и рассказать ей о моём халате, чтобы она посчитала меня каким-то придурком.