Первые два часа наше настроение металось туда-сюда, от истеричного облегчения до тяжёлой безмолвной мрачности. Это был всего-навсего шок, и вскоре он начал улетучиваться. Мы снова залезли в вертолёт, пытаясь не очень-то приглядываться к Энди и второму пилоту, и попробовали включить радио. Но одна из лопастей (перерубившая пополам Энди и второго пилота) прошла прямо через проводку, и чтобы её починить, требовалась почётная степень по общей технике.
— Что ж, нас всё равно сразу же начнут искать, — сказал Майкл. — И мы всегда берём с собой палатку, аварийный паёк и аварийный комплект.
Мы вручную вытащили из вертолёта ярко-оранжевую палатку и поставили её. Это оказалось нелёгким делом, потому что ветер усилился до того, что почти перерос в пургу, а никто из нас в бойскаутах особо не отличался. Но мы всё же сумели забраться внутрь, застегнуть молнию и зажечь бутановый обогреватель из аварийного комплекта. Майклу удалось заварить две полные жестяные чашки сносного чая с уймой сахара.
— Полагаю, чтобы отыскать нас, потребуется часа три, самое большее, — высказался Майкл, сверившись с часами. — Мы можем даже успеть к ужину.
Но за стенами палатки порывы пурги слились в протяжный и неземной вой, и мы чувствовали, как по ткани неистово хлещет снег. Я на пару дюймов приоткрыл вентиляционное отверстие и всё, что мы увидели снаружи — это воющая белизна.
— Похоже, впечатление об экспедиции Скотта мы получим из первых рук, — с иронией отметил Майкл.
Оба мы считали, что, раз стояло лето, к утру пурга стихнет. Но она выла всю ночь, а на следующий день, когда мы проснулись в восемь, в палатке было темно и пурга ещё завывала. Я раздёрнул воздухозаборник, и оттуда выпал увесистый снежный ком. За ночь палатку засыпало полностью.
— Дольше двадцати четырёх часов это не продлится, — уверенно заявил Майкл. — Как насчёт утреннего чая?
Но, за долгие часы тянувшегося дня ветер и снегопад так и не ослабели. Тут было никак не меньше восьми баллов — «гудит, что есть мочи», как описывал это злосчастный Бауэрс. К шести вечера мы вымотались, замёрзли и пали духом. К тому же у нас иссякал запас бутана.
— В резервном шкафчике у хвоста есть ещё два баллона, — сообщил Майкл. Так что я поплотнее затянул шнурки на капюшоне и прокопал путь из палатки прямиком в бурю.
Прежде мне доводилось попадать в метели в Аспене и Швейцарских Альпах. Но ничего подобного я ещё не встречал. Ветер вопил на меня, словно человек, но безумный. У него действительно был
Но всё-таки мне удавалось делать шаг за шагом, и с бурчанием и руганью, я начал преодолевать пространство между палаткой и вертолётом.
Было пройдено меньше половины, когда мне встретился шестой человек.
Я остановился, шатаясь от неистовства пурги. Мне и так было холодно, но сейчас я заледенел от немыслимого ужаса, такого страха, которого не ощущал никогда в жизни.
Тот человек стоял так, что едва виднелся за снежными вихрями. Рослый, в беззвучно хлопающем чёрном плаще и огромной чёрной шляпе. Он не двигался и ничего не говорил. Я стоял, таращился на него и понятия не имел, то ли идти обратно к палатке, то ли окликнуть его, то ли ещё что.
Однако я всё равно не отводил от него глаз, пока пробивался к вертолёту и обратно. Он так и стоял на одном месте, то показываясь на глаза, то почти скрываясь за снегом. Я забрался обратно в палатку и застегнул её.
— Что там стряслось? — спросил Майкл. Его губы посинели, и он потирал руки.
Я покачал головой.
— Ничего. Вообще ничего.
— Ты что-то видел.
— Разумеется, нет, — ответил я. — Там не на что смотреть, кроме снега.
Он впился в меня взглядом и не отводил глаз.
— Ты что-то
На следующий день пурга усилилась, и у нас почти вышел бутан. Температура всё падала и падала, словно камень, брошенный в бездонный колодец, и впервые я начал подумывать, что нас могут и не спасти, — пурга может длиться и длиться, пока мы не умрём с голоду или не замёрзнем, смотря что наступит первым.
Майкл вызвался вернуться на «Чинук» — посмотреть, нельзя ли отыскать там ещё пищи и чего-нибудь, что можно сжечь для обогрева. Я помог ему выползти из палатки, а потом зажёг лампу и принялся готовить горячий шоколад, чтобы согреть Майкла по возвращении.
Но он почти сразу же вернулся, вытаращив глаза из-под заснеженных ресниц.
— Он здесь! — прохрипел Майкл.
— Кто? О ком ты говоришь?