Гренадилловая шкатулка

Едва ее брат удалился, она достала ключ из деревянной шкатулки на пристенном столике, вручила мне горящую свечу и повела через холл к небольшой гостиной, обшитой дубовыми панелями. Когда я вошел, меня обдало холодом. В отличие от теплой передней гостиной, где пылал огонь, здесь было студено и сыро. Камин не горел, шторы были задвинуты, мебель укрыта простынями, на которых скопилась пыль.

— Отец сидел здесь каждый вечер и читал, а мама что-нибудь шила, — сказала Элис. Ее лицо омрачилось. — Мы с братом теперь редко сюда заходим. Вот почему я едва не выпустила из головы то, что хочу вам показать.

Она указала в сторону дальней стены, где между двумя потускневшими канделябрами висело на заржавевшей цепи большое зеркало. Элис зажгла запылившиеся свечи в подсвечниках. Пламя затрепетало, потом выровнялось, светясь в зеркале неестественно высокими заостренными столбами, и в собственных отражениях — уродливых вытянутых фигурах — мы едва узнали себя. Зеркало было вставлено в широкую гладкую раму, украшенную сложным инкрустированным орнаментом. Такой метод отделки был мне знаком. Более века назад его усовершенствовали голландские ремесленники, научившие наших мастеров с помощью горячего песка создавать на дереве оттенки, как на живописных холстах. Но это было нечто другое. Во-первых, сам узор был богаче. В завитушки орехового дерева, являвшегося основой рамы, были вделаны похожие на ювелирные украшения фигурные пластинки в форме пионов, тюльпанов, переплетающихся листьев и экзотических птиц с хохолками. Что поразительно, рисунок не поблек от солнечного света; разные породы дерева переливались всеми оттенками желтого, красного, зеленого и коричневого цветов, создавая образы, достойные райского сада.

— Потрясающе, — вымолвил я. — Можно подумать, что рама раскрашена, а на самом деле каждый лепесток сложен из крошечных кусочков дерева, некоторые из них тоньше стебелька.

Мое восхищение доставило Элис удовлетворение.

— Я знаю, этот стиль теперь считается устаревшим, — сказала она. — Но я люблю это зеркало; с ним связано много семейных воспоминаний. Я подумала, что обилие разных пород, собранных на этом маленьком участке, возможно, как-то поможет вам. Эта рама — настоящий справочник по породам дерева. Не исключено, что здесь есть и то дерево, из которого сделана ваша шкатулка.

— А как я узнаю его название?

— Я еще не все вам показала. Вот, смотрите.

Элис прошла к соседней стене и откинула пыльную простыню с простой дубовой конторки. Отомкнула верхний ящик, вытащила пожелтевший листок, развернула его и поднесла к свече. Я различил бледный карандашный рисунок с изображением цветов и птиц — точно такой же, как на раме.

— Раму для зеркала сделала моя тетя Шарлотта, сестра отца. Наличие множества экзотических пород на складе приводило ее в восхищение. Она мечтала стать инкрустатором.

— И стала?

— Ей не позволил ее отец. Он был преуспевающий торговец и, как и все отцы, хотел, чтобы дочь удачно вышла замуж и таким образом приумножила состояние семьи. История ее жизни печальна, и я не буду утомлять вас подробностями. Скажу только, что какое-то время она тайно предавалась своей страсти, о чем свидетельствует это зеркало. После ее смерти зеркало и рабочий эскиз к раме были переданы моему отцу. Если внимательно ознакомиться с ним, вы увидите, что там указаны наименования всех пород дерева, которые она использовала, каждого кусочка.

С помощью Элис я снял зеркало со стены и отнес в переднюю гостиную. Мы положили его на стол, развернули эскиз и следующий час провели очень мило. Сидя бок о бок, мы прикладывали шкатулку к каждому образцу дерева и сличали породы. Фигурные пластинки так плотно прилегали одна к другой, что приходилось пристально вглядываться. Многие компоненты мозаики были мне знакомы: падуб, ракитник, самшит, эбеновое дерево, харпуллия висячая, птерокарпус индийский. Я напрягал зрение, высматривая — тщетно — характерный узор из лучевых прожилок и прямых волокон, как на шкатулке. Изредка, давая глазам минутную передышку, я бросал взгляд в зеркало, на наши склоненные рядом головы, на выбившуюся из-под ее чепчика волнистую прядь, щекотавшую мне щеку.

Внезапно Элис ткнула кончиком карандаша в яркий хвост одной из птиц.

— Взгляните, — тихо сказала она. — Полагаю, это оно.

Я придвинул шкатулку к указанному образцу. Текстура была идентична.

— По-моему, этот элемент сделан из одной цельной пластины, — предположила Элис, уже сверяясь с эскизом. — Тетя записала название «цезальпиния гренадилло» и подчеркнула его, будто придавала этой породе какое-то особое значение.

— Гренадилло.

— Возможно, это дерево считалось большой редкостью, оттого и подчеркнуто.

— Вы прежде слышали про него? Элис наморщила лоб и мотнула головой.

— Нет, как и вы, впервые. Хотя можно порыться в бухгалтерских книгах и выяснить, из каких краев оно привезено.

— Я не хотел бы так утруждать вас.

— Мне это не в тягость, — твердо заявила она.