Грешник

Я могу сказать: «Неужели ты никогда не видела себя? Не слышала себя? Как я могу хотеть чего-то другого, когда ты такая, какая есть?»

Но ее здесь нет.

Я совершенно один, за исключением Бога. Какая ирония!

XXXII

Голосовое сообщение, 11:34:

«Шон…

Вчера, после того как я ушла из больницы, настало время для недолгого уединения, который проходят послушницы перед принятием пострига. Оно подразумевает, что в течение трех дней не будет никаких внешних контактов, никаких средств связи, только внутренняя концентрация на Боге и молитвы. Но я не могла допустить, чтобы ты заметил мое отсутствие на похоронах твоей матери и подумал, что я просто не захотела там быть.

Я сожалею, что не могу присутствовать. Сожалею, что не могу держать тебя за руку в такой тяжелый для тебя момент. Ты этого заслуживаешь, и мне жаль, если я когда-либо дала тебе повод усомниться. Ты заслуживаешь девушку, которая даст тебе все.

Перед смертью твоя мама сказала мне… Ну, думаю, теперь это не имеет значения. Но я хотела, чтобы ты знал, что эти слова застряли в моем сердце, как шрапнель. И ты тоже поселился в моем сердце.

Ты в моем сердце, Шон.

Мне не найти убежища, свободного от тебя и воспоминаний, которые ты подарил мне, половина моей души и сердца принадлежит тебе.

Я до сих не знаю, что чувствовать по этому поводу… Злость? Грусть? Везение?

Счастье? Благодать?

У меня была причина, по которой я не ответила тебе, когда ты спросил, люблю ли я тебя. И есть причина, по которой я тайком оставляю тебе голосовое сообщение, а не убегаю, чтобы сказать тебе все это в лицо. Потому что, если бы я сказала тебе это в лицо, ты бы увидел и ты бы знал, и тогда…

Боже, ты оказался бы прав, а я ненавижу, когда ты прав. Забавно, что я отменила нашу сделку, потому что ты не можешь отказаться от контроля… и теперь я выяснила, что у меня та же проблема. Дело не в том, что я не могу отказаться от Бога, или от своих сестер, или даже от своего призвания, потому что знаю, все это я могла иметь и в мирской жизни. Я не настолько категорична и упряма, чтобы не понимать этого. Но я не могу отказаться от контроля над своей жизнью, потому что если я лишусь его, то что у меня останется? Если я не получу то, ради чего так усердно работала и страдала, – тогда чего стоят все эти жертвы? Подобное решение свойственно трусам, а я не трусиха.

Я затеяла все это с тобой, чтобы узнать, чего мне будет не хватать, и я это узнала. Это ты. Я буду скучать по тебе.

Надеюсь, что мои слова что-то значат. В той или иной степени. В конечном итоге».

XXXIII