- Муж?! У меня сын умер! Сын! И, как видишь, я все еще на этой планете! А на какой планете наша невестка?
- Прекрати! Она прекрасно справляется с Ниной. Происходящее просто подкосило ее - вот и все. Но, твою мать, делай скидку на ее особенность!
- Знаешь что, Громов?! Я уже потеряла сына, и не дам ей угробить еще мою внучку!
- Её никто не собирается гробить! Послушай себя! А лучше поезжай домой. Тебе тоже не мешало бы отдохнуть. Нам всем не мешало бы.
В тот вечер Лариса не слишком противилась и действительно поехала к себе. А Громов всю ночь возился с малышкой, менял памперсы, прикладывал к Наташиной груди, носил столбиком, чтобы дочка срыгнула.
Дочка... Да! Так было правильно.
О том, что дело плохо, Громов понял, когда Наташа к ним не вернулась ни через два дня, ни через три. Ему как раз позвонил Каримов и, не сдерживая эмоций, проорал, что у него родился сын. Глеб что-то пробормотал, приличествующее случаю, и хотел уже свернуть разговор, когда начальник спросил:
- Глеб Николаевич... Ты мне расскажешь, какого черта происходит?
Глеб почесал в затылке. А почему, собственно, не рассказать? Тем более что разрываться и дальше между работой и заботой о Нине он просто не мог. Ему действительно был нужен полноценный отпуск.
- Да так, Амир Шамильевич. Сына я потерял на днях. Ты родил, а я вот... не уберег. А еще у меня внучка родилась. Я, как бы это сказать, с ней на хозяйстве. Больше некому. Отпустишь на месяцок? Или сразу на увольнение заявление писать?
-Ты совсем ебанулся? Я тебе напишу!
- Из Америки достанешь?
- Надо будет - достану. Ты гуляй, сколько понадобится. И это... решай все. Жизнь одна, мать с ней, с работой.
- И то так.
- Помощь нужна?
- Разве что менять памперсы. Да у тебя и у самого такое счастье. Так что помощник из тебя - так себе.
- Справишься?
- А то как? Отступать мне некуда. Бывай, Шамильевич. Позвоню, как все утрясется. Береги девочек и сына. Самое дорогое они. Вот так и понимаем, что важно...
Отпуск Громову очень пригодился, потому что прошло еще две недели, а Наташа так и не вернулась ни к нему, ни к дочери, ни в себя. И тогда стало по-настоящему страшно.
Глава 22
Так не могло продолжаться. И не только потому, что Нина нуждалась в матери, а он - в своей женщине. Но еще и потому, что состояние Наташи становилось невозможно скрывать от окружающих. От той же приходящей постовой медсестры, или Ларки, которая не оставляла их в покое ни на минуту. Глеб отчетливо понимал, что та спала и видела, как заберет малышку у матери. Ларисе нужен был только повод. Никто бы ей, конечно, девочку не отдал, но нервы она им всем могла потрепать хорошенько.
Глеб голову сломал, не зная, как ему поступить! Даже когда Наташа вставала в туалет, на них с дочкой она абсолютно не реагировала. Громов заставлял ее есть, убеждая, что иначе пропадает молоко - она нехотя ела. Даже когда он прикладывал Нину к груди - Наташа смотрела, будто сквозь нее. Будто для нее больше вообще не существовало реальности, в которой они с Ниной были. Чаще всего Наташа отворачивалась к окну и часами разглядывала качающиеся на ветру макушки каштанов.
Для Глеба те две недели стали самыми тяжелыми в жизни. Он жилы рвал, он старался, он делал все, что ему рекомендовали психиатры. Он, стиснув зубы, вытаскивал ее снова и снова, как ей и обещал. Он просил, он умолял, он ругался и угрожал. Он испытал все возможные методы. И раз за разом терпел поражение.
Глеб Громов впервые проигрывал бой. Бой, который, по насмешке судьбы, оказался для него самым важным.
- Понимаете, у нее нет стоящего мотива вернуться... - утверждал доктор, которого Громов уже начинал ненавидеть.
- Что вы имеете в виду?
- Она закрылась после сильного стресса. И мне кажется, что если что-то и сможет вернуть ее назад - то еще одна сильная эмоциональная встряска.
- И что же это может быть?
- Понятия не имею. Обычно таких людей может мотивировать угроза жизни или здоровью, но в вашей ситуации я даже не знаю...
Глеб выругался под нос и положил трубку. В колыбели завозилась Нина. Закряхтела, наморщила угрожающе личико. Громов склонился над кроваткой, протянул руки к девочке. Но замер от пришедшей в голову мысли. Малышка нахмурилась еще сильнее. Уже разгладившееся после родов личико пошло красными пятнами негодования. Обычно Глеб предугадывал любые желания крохи, и тут нисколько не сомневался - она голодна. Но в тот раз мужчина не стал торопиться. Напротив. Усилием воли заставил себя обождать. Убрал руки. Пододвинул колыбель поближе к лежащей на кровати женщине, а сам тяжело опустился на тумбочку.