Грешник

- Думаю. Даже не против тебя подменить иногда, - пошутил он и тут же посерьезнел. - Ты только не уходи больше так надолго, потому что я... - Глеб резко встал. Провел по затылку. У него совсем не оставалось времени на себя, и волосы непривычно отросли. - Потому что я тоже не каменный...

- Не каменный. Ты золотой... Глеб Громов.

Ладно... Ладно! В тот момент он чуть не расплакался, как дурак. Он вообще стал регулярно подтекать, с тех пор как Наташа случилась в его жизни. Старость, что ли? А может, просто любовь? Сдал... сдал, как есть. По всем позициям...

Громов хмыкнул.

- Запомни это. И когда достану тебя до печенок - вспоминай. Потому что я достану. Можешь быть уверена.

Наташа лишь улыбнулась слабо и покачала головой.

Они потом еще много говорили. И еще больше молчали, понимая друг друга без слов. Глеб знал, что Наташа все еще тяжело переживала уход мужа. Может быть, даже винила себя, что впустила в душу другого, когда тот был еще жив. Хотя... ну, в чем она перед ним была виновата? Ведь не позволила ничего лишнего. Ни себе, ни самому Глебу. И правильно сделала, что не позволила! Сейчас Громов это отчетливо понимал. Вряд ли бы они смогли себя простить, если бы тогда смалодушничали. Вряд ли бы смогли так открыто смотреть друг другу в глаза.

Шло время. Они учились жить в новой реальности и примирялись с тем, что осталось в прошлом. Никто из них не торопился, не форсировал развитие событий. На сороковой день заказали панихиду в церкви и все вместе пошли на службу. Ларка, хоть и приглядывалась к Наташе, но уже не заводила разговоров о том, чтобы забрать внучку. Так, докучала по мелочи своими неожиданными визитами, больше походящими на инспекции контролирующих органов. В какой-то момент Ларка так их достала, что Громов запретил ей являться без предупреждения. В конце концов, у ребенка был свой режим, который не следовало нарушать, да и сами они не сидели на месте, все чаще бывая за городом, в Наташином отчем доме. Стройка двигалась с рекордной скоростью. С этим вообще нет проблем, когда объект не слишком большой, а бюджет не ограничен. К концу сентября все наружные работы уже были завершены. К зиме Глеб планировал сделать электрическую разводку и установить отопление. Иногда он волновался, как Наташа воспримет такие перемены. Все же от дома, доставшегося ей в наследство - не осталось вообще ничего. Но, кажется, её это смущало не слишком сильно. Она вообще хорошо справлялась... Глеб вышел на работу, и целый день она сама возилась с малышкой. Пела ей и выходила на прогулку с коляской. Работу она, конечно, забросила. И всю себя посвящала семье.

А между тем заканчивался октябрь. Приближался Наташин день рождения, к которому Глеб готовился очень тщательно.

- Я не люблю сюрпризы, - нервничала она, когда мужчина, одной рукой закрыв ей глаза, а второй покрепче перехватив упитанную малышку, подтолкнул девушку к комнате.

- Тебе понравится. Обещаю... - заверил Глеб, с наслаждением вдыхая запах ее волос с легкой примесью дыма осенних костров. - Готова? Открывай!

Громов отвел ладонь и выжидающе уставился на Наташу. Она нервничала больше обычного, и Глеб уже пожалел, что затеял все это... Надо было действовать мягче, а он... Увидев подарок, Наташа всхлипнула. Бросила на него быстрый взгляд и медленно-медленно, то и дело оглядываясь, побрела к старенькому пианино.

- Это мое... - прохрипела, очерчивая дрожащими пальцами щербинку на крышке.

- Да. Я ведь обещал его вернуть, так? - осторожно напомнил Глеб. Она затрясла головой, соглашаясь, и снова вернулась взглядом к массивному инструменту.

- Спасибо... Я... - Наташа хотела еще что-то сказать, открывала и закрывала рот, издавала какие-то странные звуки, которые почему-то отказывались складываться в слова, и слизывала струящиеся по лицу слезы. И пусть в тот момент она так и не совладала со своим неземным голосом, с теми чувствами, что её наверняка переполняли, это был один из самых трогательных, самых важных моментов в жизни Глеба Громова. И он смотрел. Он запоминал... Записывал на подкорку это эфемерное ощущение счастья.

Кто-то другой, на месте Наташи, сразу открыл бы крышку и ударил по клавишам. Но не она. Ей потребовалась еще неделя, чтобы просто к ним прикоснуться. Это превратилось в ежедневный довольно необычный ритуал. Около восьми вечера она откладывала в сторону все дела, подходила к инструменту и, зажмурившись, брала аккорд. И Глеб, кажется, не дышал в тот момент. А в один из дней она подошла к пианино чуть позже обычного. Когда уложила Ниночку спать. Впервые села. Пальцы вспорхнули над клавишами... привычный аккорд, а за ним еще, и еще один. Пока он не узнал в мелодии их песню. А потом к музыке присоединился голос... И все другое перестало существовать.

Глава 23

Вмиг утратив всю свою легкость, ступая непривычно тяжело, Громов подошел к сидящей у пианино девушке. Остановился за спиной. Так близко, что между ними не осталось даже самого крошечного зазора. Будто там, где заканчивался он сам, тут же начиналась она. А может быть, они вообще не делились...