Грешница

– А что ты собираешься делать, Руди? Она зарезала врача на глазах у сотни людей. Нельзя же похлопать ее за это по плечу!

– Если я смогу доказать…

– Руди, – перебила его жена, – не обманывай себя. Можешь доказывать что угодно, но ясно одно: тут решается вопрос между тюремным сроком и психушкой.

Она была права, и Рудольф Гровиан это знал. Не знал он только, сможет ли найти доказательства того, что Франки и Кора были знакомы. Может быть, пять лет тому назад, между маем и ноябрем, мир для Коры Бендер перестал существовать? Случилось нечто такое, из-за чего она врала напропалую, а ее тетя внезапно испарилась, после того как добровольно поделилась информацией. О Георге Франкенберге они до сих пор слышали только хорошее: тихий, сдержанный мужчина, можно даже сказать, застенчивый.

А Гереон Бендер сказал:

– Кора лжет, чтобы себя выгородить.

Конечно же, она лгала, оказавшись в безвыходном положении. Когда кто-то пинал ее стену, Кора поневоле швыряла все, что приходило ей в голову, в одну кастрюлю, как следует перемешивала и вываливала на тарелку целый половник хаоса. А потом приходилось сортировать то, что она выдала, спрашивая, откуда взялся каждый кусочек.

На данный момент было ясно, что бо́льшую часть информации, которую она выдала под видом фактов из прежней жизни Франкенберга, Кора могла слышать у озера. Бо́льшую часть, но не все. Прозвищ Бёкки и Тигр Винфрид Майльхофер не называл, потому что никогда прежде их не слышал. В разговорах с другом Георг Франкенберг называл только имена Ганса Бёккеля и Оттмара Деннера. Не упоминал Майльхофер и серебристого фольксвагена Golf GTI с боннскими номерами.

Этот автомобиль и две клички – вот и все, что оставалось на руках у Рудольфа Гровиана, чтобы доказать связь между жертвой и убийцей. При этом клички Кора Бендер вполне могла выдумать. Ему казалось логичным связать Ганса Бёккеля с Бёкки, а Тигра – с «Song of Tiger», но это ничего не доказывало.

Однако если уж приниматься за игры разума, появлялся один весьма интересный вариант. Джонни равно Ганс, Гитарист – гитара. Винфрид Майльхофер сказал, что Франки как-то упоминал о том, что Ганс Бёккель был в их трио гитаристом. Даже если шестнадцатого мая Георг Франкенберг лежал под крылом у папочки со сломанной рукой, Ганс Бёккель вполне мог встречаться в тот день с Корой и подсадить ее на героин.

Рудольф почти не надеялся получить от ее отца важную информацию. Не собирался он и давить на старика. «Вы насиловали свою дочь, господин Рош? Это вам мы обязаны случившейся катастрофой?» Об этом позже позаботится эксперт. А Рудольфу просто хотелось узнать, как Кора жила с мая по ноябрь. И выяснить название клиники, где лечили ее черепно-мозговую травму.

Когда Рудольф Гровиан позвонил в дверь, ему открыла женщина, отлично вписывавшаяся в окружающую обстановку. Аккуратненькая и довольно молодая, он даже невольно сглотнул. В голове у него промелькнули слова Коры Бендер: «Маме шестьдесят пять». Стоявшей в дверях женщине было немного за сорок, она была модно одета. На голове – небрежная стрижка, на лице – скромный макияж. В руках женщина держала полотенце: похоже, она мыла посуду.

Рудольф представился, не называя ни причины своего визита, ни профессии, и нерешительно уточнил:

– Госпожа Рош?

Женщина улыбнулась.

– Боже упаси! Я их соседка, Грит Адигар.

С души Рудольфа свалился небольшой камешек. Очень небольшой.

– Я хотел бы поговорить с господином Рошем. С Вильгельмом Рошем.

– Его здесь нет, – отозвалась Грит Адигар.

– Когда он вернется? – спросил Рудольф.

Грит Адигар не ответила, вместо этого поинтересовавшись:

– О чем вы хотите с ним поговорить?

Однако прежде чем он успел объяснить, по всей видимости, поняла все сама. Заглянув за его плечо, Грит Адигар увидела автомобиль, припаркованный у обочины, и задумчиво кивнула.

– Речь идет о Коре. Вы из полиции, верно?

Рудольф снова не успел ничего сказать.

– Маргрет предупреждала меня, что, скорее всего, кто-то приедет, – пояснила Грит Адигар. – Проходите же. Об этом не обязательно говорить на пороге.

Она отошла от двери, и все тут же изменилось.

За дверью обнаружился узкий темный коридор. Обои на стенах были, наверное, такими же старыми, как и дом. Слева была лестница, на ступеньках лежал потрепанный полосатый ковер. Прямо напротив входа была дверь в комнату. Она была слегка приоткрыта, и в щель падала полоска дневного света. За дверью находилась кухня. Справа была еще одна дверь. Только подойдя ближе, Рудольф заметил, что она тоже открыта.

За ней была, по всей видимости, гостиная. Окно выходило на улицу. Изнутри белоснежных гардин не было видно, потому что шторы из тяжелой коричневой ткани были задернуты. Комната была погружена во мрак. За дверью стояла еще одна женщина.